Книга Вечная месть - Крейг Расселл

— Красно-рыжий? Ну, красный как бы цвет предупреждения, да? Ну или все дело в политических взглядах. Красный — цвет революции, прежней Восточной Германии, коммунизма и прочей фигни. — Дирк прервался, чтобы обслужить клиентку. Дождавшись, пока женщина удалится, он продолжил: — Разве Хаузер не принимал участия в заварухах в шестидесятых — семидесятых годах? Может, у этого твоего убийцы зуб на красных…

— Может быть… — вздохнул Фабель. — Кто знает, что творится у такого человека в голове? Я утром кое с кем разговаривал, и мне порекомендовали покопаться в прошлом Хаузера. В частности, в его политическом прошлом. Посоветовали даже копнуть поглубже, чем при обычных обстоятельствах расследования подобного дела. Но я не припоминаю, чтобы хоть где-то проскальзывали сведения, что Хаузер принимал участие в «прямых действиях».

— Ты не можешь этого точно знать, Йен. Сейчас в политических верхах полно людей, у которых есть свои скелеты в шкафу.

Фабель допил пиво.

— Что ж, придется заглянуть в один из таких шкафов… Мне до зарезу нужна хоть какая-то ниточка, за которую можно потянуть.

21.30. Осдорф, Гамбург

Мария сидела на софе, держа в руке пустой бокал и покачивая им как колокольчиком. Из кухни появился Франк Грубер и забрал его у нее.

— Налить еще?

— Налить еще. — Голос Марии был ровным и нерадостным.

— У тебя все нормально?

На кухне Грубер убирал в посудомоечную машину грязную посуду. Несмотря на свои тридцать два года, он выглядел как школьник. Рукава рубашки закатаны до локтей, густые темные волосы прикрывали задумчиво нахмуренные брови.

— Ты уже прилично выпила…

— День был тяжелый. — Мария посмотрела на него и улыбнулась. — Я копалась в прошлом той русской девочки, убитой три месяца назад. — И тут же исправилась: — То есть украинской.

— Но мне казалось, вы кого-то уже взяли за это убийство, — сказал из кухни Грубер и тут же появился с наполненным бокалом. Он поставил вино на столик перед Марией и уселся рядом с ней.

— Ну да… Просто дело в том, что у этой девочки нет имени. В смысле настоящего имени. И я хочу ей его вернуть. Она всего лишь стремилась к новой жизни. Хотела стать кем-то другим в другом месте. И иногда я ее очень даже понимаю. — Мария отпила большой глоток «Бароло». Грубер положил руку на спинку софы и ласково погладил Марию по светлым волосам. Она слабо улыбнулась.

— Я беспокоюсь о тебе, Мария. Ты ходила снова к своему доктору?

Мария пожала плечами:

— Была на этой неделе. Мне жутко не понравилось. И я понятия не имею, есть ли от этого прок. Не знаю, может ли вообще хоть что-то пойти на пользу. Ладно, давай сменим тему… — Она указала на большой антикварный буфет у стенки: — Новый?

Грубер вздохнул, продолжая гладить ее по волосам.

— Да… Я купил его в эти выходные. — По его тону было понятно, что он неохотно меняет тему. — Мне нужно было что-то к этой стене.

— Кажется дорогим, — заметила Мария. — Как и все тут…

Она обвела бокалом комнату, имея в виду не только обстановку, но и дом в целом.

— Извини, — сказал Грубер.

— За что?

— За то, что я богатый. Ты не выбираешь, в какой семье родиться, знаешь ли. Я не просил себе богатых родителей, как другие не просят бедных.

— Меня это не волнует… — отмахнулась Мария.

— Неужели? Но я иду своим путем, знаешь ли. Всегда шел.

Мария пожала плечами:

— Я же сказала, что меня это не волнует. Должно быть, это здорово — иметь много денег.

Она снова окинула взглядом комнату. Отделана со вкусом. Мария знала, что Грубер владеет этой огромной двухэтажной квартирой по праву. Это была нижняя часть большого особняка в квартале Хохкамп района Осдорф. Она подозревала, что он также является владельцем и остальной части дома, которая сдается в аренду. Да и сама квартира представляла собой весьма дорогую недвижимость. А о стоимости всего особняка Мария могла только догадываться. Гамбург — самый богатый город Германии, а родители Грубера, насколько было известно Марии, богаты даже по гамбургским стандартам. Франк Грубер — их единственный ребенок. Конечно, он рос в обстановке, когда ни в чем не знают отказа. Мария часто размышляла, зачем выбирать работу эксперта-криминалиста, когда можно и так иметь все, что хочешь.

— Деньги не гарантируют счастья, — заметил Грубер.

— Забавно, — горько рассмеялась Мария. — А отсутствие денег гарантирует несчастье…

Она поймала себя на том, что опять думает об Ольге без фамилии, и о Наде, и о тех мечтах, которые были у этих девушек. Ольге квартира Грубера наверняка показалась бы воплощением ее мечты. Она стремилась к чему-то подобному, вкалывая в какой-нибудь немецкой гостинице или ресторане. Мария представляла прежнюю жизнь Ольги так: крохотный городишко посреди бескрайней степи, с толстыми бабушками в черных платках, таскающими большие тяжелые корзины. И перед ней возникло свежее улыбающееся личико Ольги, мечтательно глядящей на запад. Мария понимала, что скорее всего Ольга приехала из какого-то серого, унылого посткоммунистического крупного города, но никак не могла выкинуть из головы это клише.

— Ты хороший человек, Франк, — улыбнулась Мария. — Тебе это известно? Ты добрый и милый. Очень порядочный. Уж не знаю, почему ты возишься со мной и моими проблемами. Жизнь у тебя была бы куда проще без меня.

— Да ну? Но это мой выбор. И я им вполне доволен, — заявил Грубер.

Мария посмотрела на него. Они были знакомы уже год. Шесть месяцев у них был роман, но они еще ни разу не переспали. Она смотрела в его большие голубые глаза, мальчишеское лицо и на густую гриву его темных волос. Она хотела его. Мария поставила бокал на стол, обхватила рукой его затылок и притянула к себе. Они поцеловались, и она раздвинула языком его губы. Он обнял ее, и она ощутила жар его тела.

— Пошли в спальню. — Мария поднялась и потащила его за собой.

Она разделась так быстро, что оторвалась пуговица на блузке. Она не хотела, чтобы порыв прошел, не хотела, чтобы приоткрывшееся окно нормальности захлопнулось. Она легла на кровать, увлекая его за собой. Она так изголодалась по нему. Затем она ощутила, как Грубер прижался к ней, ощутила его тело поверх своего и внезапно почувствовала, что задыхается, не может дышать. Ее окатила волна дурноты, и ей захотелось заорать, приказать ему отстраниться, не прикасаться к ней. Она посмотрела на нежное, красивое мальчишеское лицо Франка Грубера и внезапно испытала глубокое отвращение. Грубер заметил перемену в ее настроении и отодвинулся. Но Мария, закрыв глаза, вновь притянула его к себе. С закрытыми глазами она представила другое лицо, склонившееся над ней, и ее отвращение исчезло.

Мария не открыла глаза, когда Франк Грубер вошел в нее, но видела перед собой мужчину, который смотрел на нее ледяными равнодушными зелеными глазами.