Книга Багровые ковыли - Виктор Смирнов

– Такое дело. Юрку замела контрразведка.

– Что вы такое говорите! – даже возмутился Лоренц. – Откуда у вас такие сведения?

– Я сам видел.

– Но почему вы думаете, что контрразведка?

– Я их знаю как облупленных.

И Ленька подробно рассказал Константину Яновичу все: и как Юра прятался в развалинах Херсонеса, и как потом отправился на маяк, и как его увезли с маяка в окружении стражников.

Лоренц опасался, что с его племянником может случиться нечто подобное. Прошлое никогда не покидает человека, даже если тот думает, что навсегда распрощался с ним.

– Я благодарю вас, – сказал Лоренц, когда Ленька закончил свое невеселое повествование, и тут же торопливо пошел к проходной. Пропустив впереди себя Лизу, скрылся за дверью сам. Но через короткое время вновь вышел на крыльцо, позвал уже скрывающегося в темноте юношу: – Молодой человек! Вернитесь, пожалуйста!

Ленька обернулся: чего еще хочет от него этот чудноватый дядька? Но все же вернулся.

– Я забыл вас спросить: вы что же, товарищ Юрия?

– Ну вроде того. Три чи четыре раза встречались. То в Киеве, а потом здесь, в Севастополе.

– И приехали лишь затем, чтобы сообщить о беде, в которую попал Юрий?

– Не, не приехал. Извозчики, знаете, сильно дерут.

– Тем более… И куда вы сейчас?

– Известно, обратно.

– В Севастополь? Но ведь ночь. Куда вы сейчас пойдете! Может, переночуете здесь, а утром… тогда уж…

– Не, я пойду, – упрямо сказал Ленька. – У меня там пацаны. Будут думать, куда я пропал.

– Тогда, пожалуйста… Вот! – Лоренц протянул Леньке несколько денежных купюр. – Это вам на извозчика.

– Не надо.

– Нет-нет! Пожалуйста! Вы настоящий товарищ! Я очень рад, что у Юрия такие друзья!

Ленька спрятал деньги в карман.

– Ну так я пошел, – сказал он. – До свиданьица! Может, еще когда и свидимся!

– Да-да! Будет время, приезжайте посмотреть на полеты! Увлекательное зрелище! И кланяйтесь родителям!

– Это уж спасибо… поклонюсь, – сказал Ленька с легкой насмешкой и торопливо скользнул в темноту.

Лоренц вернулся в проходную, взял Лизу за руку, и они пошли по темной улице домой.

– Что-то с Юрой? – спросила Лиза, пытаясь угнаться за быстро вышагивающим отцом. – Я же слышала, вы говорили о Юре. А если бы ты меня отпустил с ним, ничего такого бы не случилось.

– Хорошо, что не отпустил.

– Так что с ним?

– Его арестовали.

Лиза заплакала.

Потом плакала Ольга Павловна. И все трое ходили по квартире как потерянные. Наконец Лоренц подошел к жене и решительно сказал:

– Значит, так! Попрошу тебя к утру погладить и почистить мой парадный костюм! Завтра я отправлюсь вызволять мальчика.

Сказав это, он немедленно отправился чистить свои многочисленные награды и отличительные знаки, которые заработал за всю летную жизнь. Это занятие успокоило Лоренца и позволило ему привести в порядок свои мысли.

Отправляться в сухопутную и морскую контрразведку, начиная, как положено, с запроса дежурному, было делом гиблым. Те, конечно, начнут крутить и финтить, обещать проверить и так далее, а тем временем будут мальчишку допрашивать… Нет, бить его, сына полковника Львова, конечно, не посмеют, но у них там есть уйма всяких других приемов, которые могут сломать мальчика, оставить след на всю жизнь.

К кому же пойти? Кто правильно поймет и не будет мучить его излишними подозрениями? И тут память услужливо предложила ему воспоминания не слишком давнего времени.

Евгений Константинович Климович, начальник Особого отдела в штабе главнокомандующего Русской армией Врангеля, в годы Великой войны выполнял различные служебные задания на фронте и довольно часто вылетал в воинские части вместе с пилотом Лоренцем. Климович выделил Лоренца из всех других летчиков и бесстрашно занимал в его самолете свое пассажирское место. Его не смущало даже то, что Лоренц летал на «ньюпоре» – аппарате с чрезвычайно сложным управлением, хотя на аэродроме были и другие, более совершенные машины.

Когда Константин Янович впервые откозырял тогда еще полковнику Климовичу, тот не мог не увидеть на лице летчика холодного и полупрезрительного выражения. Военные, а уж тем более фронтовые летуны всегда недолюбливали полицейских и жандармов. Климович, конечно, мог бы отреагировать ответной холодностью и начальственным высокомерием, но вместо этого он молча обошел «ньюпор» и сказал, будто курсант, отвечающий на вопрос инструктора:

– Так. «Ньюпор-четыре». Моноплан. Пятьдесят процентов всех авиационных аварий в России приходится на долю именно этого аппарата. Сам конструктор Эдуард Ньюпор погиб во Франции в одиннадцатом году при испытаниях точно такого же аэроплана. В тринадцатом на таком же «ньюпоре» разбился и брат Эдуарда Шарль.

– Виноват! – сказал Лоренц, прикладывая руку к шлему и как бы извиняясь и за свое отношение к знатоку авиации, и заодно за сам аппарат.

– Это не вы виноваты, поручик, – сказал тогда Климович. – Виноваты наши головотяпы, которые закупили лицензию на заведомо плохую машину. Только сейчас перестали выпускать… Думаю, что здесь не только головотяпство, а кое-что похуже. Вот и получается, что семнадцать авиаотрядов русского военно-воздушного флота из тридцати девяти снабжены именно такими колымагами. Против новейших «таубе» и «альбатросов». Или вы думаете, что меня не трогает этот вопрос?

Лоренц ожидал, что после такого выступления полковник откажется от его машины и попросит другого пилота. Но Климович улыбнулся.

– Но зато мне хорошо известно, что летает на этой балалайке знаток своего дела. Лучше мастер на плохом аппарате, чем неумеха – на хорошем… Так что полетели, Константин Янович!

То, что жандармский полковник разбирается в авиационных проблемах и, главное, помнит его имя-отчество, расположило Лоренца в пользу «котелка» – так называли полицейских армейские офицеры. Они потом часто летали вместе, и Лоренцу не раз приходилось убеждаться в храбрости, благородстве и высоком интеллекте Климовича. Однажды они даже провели несколько часов у костра: когда Лоренц вдруг увидел, что уровень масла в контрольном стекле стал быстро падать, а мотор начал постепенно сдавать, перегреваясь. Он усмотрел среди двинских лесов небольшую поляну, круто спланировал и сумел, ломая молодые елочки, сыгравшие роль амортизаторов, посадить «ньюпор» буквально на пятачок.

Пока их отыскивали, они грелись у огня и разговаривали. Это была осень шестнадцатого. Настроение у Климовича, к тому времени уже ставшего генералом, было неважное. Он прямо говорил, что в верхах полный разлад, что Ставка подчинена Царскому Селу, иначе говоря – императрице Александре Федоровне, и что страну ждет катастрофа. Климович, похоже, полностью доверял Лоренцу. Более того, они сдружились. Увы, вскоре после этого их полета Климовича, как человека излишне самостоятельного и строптивого, по указанию Царского Села уволили с его высокой должности.