Книга Хроника капитана Блада - Рафаэль Сабатини

Было ясное апрельское утро. Трое индейцев вышли из леса ивступили в лагерь. Впереди шёл высокий широкоплечий индеец с длинными руками игорделивой осанкой. Одежду его составляли штаны из недублёных шкур и красноеодеяло, накинутое на плечи, как плащ. Обнажённая грудь была расписана чёрными икрасными полосами. Золотая пластинка в форме полумесяца, продетая в нос,покачивалась над верхней губой, в ушах поблёскивали массивные золотые кольца.Пучок орлиных перьев торчал в иссиня-чёрных гладких и блестящих волосах. В рукеон держал копьё, опираясь на него, как на посох.

Он спокойно, без тени замешательства, вступил в толпуглазевших на него корсаров и на весьма примитивном испанском языке объявил им,что он — кацик Гванахани, прозванный испанцами Бразо Ларго[6], и попросилотвести его к капитану, которого он также назвал на испанский лад — дон ПедроСангре.

Корсары подняли его на борт флагманского корабля «Арабелла»,где в капитанской каюте ему оказал любезный приём высокий худощавый человек,одетый элегантно, как испанский гранд; его бронзово-смуглое мужественное лицо срезко очерченными скулами и орлиным носом могло бы принадлежать индейцу, еслибы не пронзительно-синие глаза.

Бразо Ларго, без лишних слов, ввиду незначительности ихзапаса, тотчас приступил прямо к делу:

— Вы идите со мной, я вам давать много испанский золото. — Идобавил несколько неожиданно и не совсем к месту: — Карамба!

Синие глаза капитана взглянули на него с интересом.Рассмеявшись, он ответил на отличном испанском языке, которым овладел ещё в тедалёкие годы, когда его разрыв с цивилизацией не был столь полным:

— Вы явились как раз вовремя. Карамба! Где же находится этоиспанское золото?

— Там! — Индеец неопределённо махнул рукой куда-то взападном направлении. — Десять дней ходу.

Капитан Блад хмуро сдвинул брови. Ему вспомнился походМоргана через перешеек, и он спросил наугад:

— Панама?

Но индеец покачал головой, и на суровом его лице отразилосьнетерпение.

— Нет. Санта-Мария.

На корявом испанском языке он стал объяснять, что на берегреки, носящей это название, свозится всё золото, добываемое в окрестных горах,а оттуда его потом переправляют в Панаму. И как раз в это время года золотаскапливается там очень много, но скоро его увезут. Если капитан Блад хочетзахватить это золото, а его сейчас там видимо-невидимо — это Бразо Ларго хорошоизвестно, — надо отправляться туда тотчас же.

У капитана Блада ни на секунду не возникло сомнения вискренности этого кацика и в отсутствии у него злого умысла. Лютая ненависть кИспании горела в груди каждого индейца и бессознательно делала его союзникомлюбого врага испанской короны.

Капитан Блад присел на крышку ларя под кормовыми окнами ипоглядел на гладь залива, искрившуюся в лучах солнца.

— Сколько потребуется на это людей? — спросил он.

— Сорок десять. Пятьдесят десять, — ответил Бразо Ларго, изчего капитан Блад вывел заключение, что потребуется человек четыреста —пятьсот.

Он подробно расспросил индейца о стране, через которую импредстояло пройти, и о Санта-Марии — о его оборонительных укреплениях. Индеецобрисовал всё в самом благоприятном свете, решительно отметая всякиезатруднения, и пообещал, что не только сам поведёт их, но и даст имносильщиков, чтобы помочь тащить снаряжение. Глаза его сверкали от возбуждения,он без конца твердил одно:

— Золото. Много-много испанский золото. Карамба! — Он,словно попугай, так часто испускал этот крик, так явно горел желанием увлечьБлада своей затеей, что тот уже начал спрашивать себя, не слишком ли большуюзаинтересованность проявляет индеец, чтобы быть правдивым до конца.

Его подозрения вылились в форме вопроса:

— Ты очень хочешь, чтобы мы отправились в эту экспедицию,друг мой?

— Да, вы пойти. Пойти. Испанцы любят золото. Гванахани нелюбит испанцев.

— Ты, значит, хочешь насолить им? Да, похоже, что ты ихкрепко ненавидишь.

— Ненавидишь! — как эхо повторил Бразо Ларго. Губы егоискривились; он издал резкий гортанный звук: — Гу! Гу! — словно подтверждая:«Да, да!»

— Ладно, я должен подумать.

Капитан Блад крикнул боцмана и поручил индейца егопопечению. С квартердека «Арабеллы» рожок проиграл сигнал к сбору на военныйсовет, который собрался тотчас, как только все, кому положено было на нёмприсутствовать, поднялись на борт.

Как и подобало представителям этого необычного воинства,раскинувшего свой лагерь на берегу, корсары, собравшиеся вокруг дубового столав капитанской каюте, являли глазам довольно пёстрое зрелище. Во главе столасидел сам капитан Блад, похожий на испанского гранда в своём роскошном мрачномодеянии, чёрном с серебром, в пышном чёрном парике, длинные локоны которогониспадали на воротник; бесхитростная простодушная физиономия Джерри Питта и егопростая домотканая одежда изобличали в нём английского пуританина, каким он, всущности, и был; Хагторп, суровый, коренастый, крепко сбитый, в добротной, номешковато сидевшей одежде, был настоящий морской волк с головы до пят и легкомог бы сойти за капитана любого торгового флота; геркулес Волверстон, чейединственный глаз горел свирепым огнём, далеко превосходящим свирепость егонатуры, медно-смуглый, живописно-неряшливый в своей причудливой пёстрой одежде,был, пожалуй, единственным корсаром, внешность которого соответствовала егоремеслу; Маккит и Джеймс имели вид обычных моряков, а Ибервиль — командирфранцузских корсаров, соперничавший в элегантности костюма с Бладом, внешностьюи манерами больше походил на версальского щёголя, нежели на главаря шайкиотчаянных, кровожадных пиратов.

Адмирал — титул этот был недавно присвоен капитану Бладу егоподчинёнными и приверженцами — изложил совету предложение Бразо Ларго. От себяон добавил только, что поступило оно довольно своевременно, ибо они в настоящуюминуту сидят без дела.

Предложение, как и следовало ожидать, пришлось не по душе тем,кто по натуре своей прежде всего были моряками, — Джерри Питту, Маккиту иДжеймсу. Каждый из них по очереди указывал на опасности и трудности большогопохода в глубь страны. Хагторп и Волверстон, окрылённые тем, что они смогутнанести испанцам весьма чувствительный удар, сразу ухватились за предложение инапомнили совету об удачном набеге Моргана на Панаму. Ибервиль, француз игугенот, осуждённый и изгнанный за свою веру и пылавший одним желанием —перерезать горло испанским фанатикам, где, когда и кому безразлично, такжевысказался за поход в выражениях столь же изящных и утончённых, сколь жесток икровожаден был их смысл.