Книга Невидимые руки - Стиг Сетербаккен

— Мне необходимо поговорить с Гюнериусом, — сказал я.

Он впустил меня.

— Подождите здесь минутку.

Он был похож на слугу из книги о нравах прошлого века, вернее, на маскарадного слугу в маскарадном костюме. Походка у него была вполне современная, вихляющая. Его долго не было, потом он пришел и сказал, что Гюнериус освободится через некоторое время, а пока не желаю ли я прогуляться в комнаты, где есть возможность выпить и закусить. Я отказался и подивился его формулировкам: «прогуляться в комнаты». Разве так говорят? Но видимо, в его контракте было записано, чтобы он употреблял устаревшие выражения во время общения с гостями. Потом мне пришло в голову, что его наняли только на этот вечер. Может быть, он надел ливрею в первый раз в жизни и еще не научился произносить реплики должным образом?

Позже я пожалел, что не прошел в комнату. Дверь была открыта, и оттуда доносились звуки, которые меня заинтересовали. Это было что-то похожее на дребезжание, потом скрип, а затем снова дребезжание и скрип. Наконец я не выдержал, подошел к двери и заглянул. Зал сиял люстрами. В середине стоял длинный стол с белой скатертью, накрытый на тридцать человек. У дальнего конца стола я увидел госпожу Гюнериус. Плавными движениями она раскладывала у тарелок столовые приборы — вилки, ножи, ложки. Она ухватилась за колеса, обогнула на коляске угол стола и у следующего места стала вынимать серебряную сервировку из ящика, который стоял поперек подлокотников ее инвалидного кресла.

Я резко отодвинулся, и она не успела меня увидеть. В дверях на противоположной стороне зала появился Гюнериус. Рубашка на нем была такой ослепительной белизны, что его лицо казалось лиловым. Он шел прямо мне навстречу, по дороге поправляя запонку в манжете.

Он подошел ко мне вплотную и только тогда поднял взгляд. К моему удивлению, он приветливо улыбнулся.

— О! — воскликнул он. — Добро пожаловать!

Он поднял передо мной рукав рубашки и протянул серебристую запонку. Мне стало неловко, но я помог ему вдеть запонку, хотя и рассердился на то, что он обошелся со мной так бесцеремонно.

— Спасибо, — сказал он, явно довольный результатом, и внимательно посмотрел на меня. — Вам не предложили выпить?

— Я отказался, спасибо, — сказал я.

Вблизи он казался очень высоким, просто огромным.

— Ну? — весело сказал он. — Так чем же я могу вам служить?

Он сделал ударение на «я» и «вам», словно хотел подчеркнуть, что хочет меня за что-то отблагодарить.

— Я говорил с Малтеком, — сказал я.

— С Малтеком? — переспросил он без всякого интереса.

— С вашим другом.

— Моим другом? Что-то не припомню такого.

— Неужели?

Он несколько раз повторил имя, как будто надеясь, что сумеет его припомнить, но — тщетно.

Я опять услышал скрип, на этот раз у меня за спиной. Я обернулся. Госпожа Гюнериус подкатила к нам на своем кресле.

— Стол накрыт? — спросил Гюнериус.

Она объехала меня и элегантным движением поставила кресло рядом с мужем. Искусством вождения инвалидной коляски она овладела в совершенстве.

— Это наш ежегодный торжественный обед, — сказал Гюнериус. — Придет мэр и еще несколько гостей из полицейского управления.

Гордость его была неописуема, так же как радость оттого, что он рассказывает это именно мне.

— Плата за куверт двадцать тысяч крон.

Он улыбнулся. Казалось, он приготовился к фотографированию.

— Все взносы будут переданы Армии спасения, — сказала госпожа Гюнериус.

Меня снова поразил ее низкий голос. Он положил руку на ее плечо.

— Это была идея Туве, — сказал он. — Пять лет тому назад никто не думал, что это вообще осуществимо, и я в том числе.

— Шесть, — поправила она его.

— А теперь мы вынуждены ограничиться двадцатью пятью приглашенными почетными гостями. Места маловато, даже в таком доме, как этот!

Внезапно сверху зазвучала музыка. Я узнал ее, это была та самая ария, которую я слышал, когда был здесь впервые. Я посмотрел на Гюнериуса, который и глазом не моргнул. На мгновение я засомневался: неужели я был здесь раньше? Неужели этот человек стоял тогда передо мной в халате, выставив трясущийся член?

— А может быть, вам присоединиться к нам? — спросил он, повернувшись наполовину ко мне, наполовину к жене.

Госпожа Гюнериус наморщила лоб.

— Мы сможем найти место еще для одного прибора, — сказал он. — Если, конечно, у вас есть время.

— Думаю, что я откажусь, — сказал я. — Но спасибо за приглашение.

— Мы не возьмем с вас взнос! — Он засмеялся. — Обед за счет заведения, если так можно сказать.

Я понял, что она останется рядом с мужем вплоть до моего ухода, и поэтому не стал возобновлять разговор о Малтеке в ее присутствии.

В то же время в их отношениях было что-то странное, совершенно не похожее на то, что я себе представлял. Казалось, она властвует над ним, как строгая мать над непослушным ребенком. Это плохо укладывалось в моей голове: он — большой, она — маленькая, слабая женщина. Сила, видимо, была обратно пропорциональна размерам.

И тогда я подумал, что по этой причине она и решила не оставлять нас наедине. Она хотела быть в курсе нашего разговора. Хотела узнать все, что мне удалось выяснить. А также удостовериться, что ее муж, этот большой ребенок, случайно не проболтался и не сказал лишнего. Она не была уверена, что он сам сможет выкарабкаться из трудного положения. Она была здесь, потому что не хотела рисковать, не хотела упустить ни слова из нашей беседы. Она была готова вмешаться, если это станет необходимо, и немедленно пришла бы ему на помощь в любой момент.

Я подумал, что по этой причине я так и не смог ничего добиться от них. Она прощала этому большому ребенку все. Она знала, кто из них сильнее. Знала, что простит ему все его будущие глупые выходки и проступки. Она сидела здесь, как на страже, готовая встать на защиту человека, который попытался отпилить ей ноги. Семья была для нее важнее всего. Семья, хозяйкой которой была она, а не он.

В глубине дома прозвенел звонок. Вскоре появился лакей, подошел к дверям и широко распахнул их. Вошли слуги и начали расставлять на столе бутылки с вином. Раздался еще один звонок, и лакей выжидающе посмотрел на хозяина.

— Еще не время, Магнус! — остановил его Гюнериус.

Я понял, что ничего не добьюсь. Их мир был закрыт для меня. Факелы, вазы с цветами, стол с крахмальной скатертью, беготня слуг вокруг — все это стояло непробиваемой стеной между ними и мной.

Повара в красных клетчатых штанах с белыми колпаками на головах один за другим проносили большие блюда, закрытые фольгой. Казалось, это была съемка рекламного ролика. Супруги Гюнериус терпеливо ждали, когда я оставлю их в покое и уйду. Они не могли допустить, чтобы их надежный уютный мир рухнул. Они хотели продолжать жить, как жили, и ничто не могло им помешать, посеять между ними рознь. Все будет, как раньше. Она будет контролировать его жизнь, пока он не изуродует ее в очередной раз. Потом он будет просить прощения, и она его простит и опять вернет себе самый жесткий контроль над семейными делами, и так до следующего «несчастного случая». Он властвовал над ней только тогда, когда терял самообладание. Он был в принципе послушным ребенком и, как все послушные дети, иногда выходил из себя, выпуская скопившийся внутри пар. Она его иногда побаивалась, что было вполне естественно, но обычно он плясал под ее дудку. Я подумал, что для него это было своего рода развлечением, ведь он привык командовать подчиненными, а сам безоговорочно подчинялся своей маленькой худенькой жене.