Книга Синдром Коперника - Анри Лёвенбрюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо. Посмотрю, что удастся с этим сделать. А теперь мне пора спать. Под диван-кроватью есть теплое одеяло, чувствуйте себя как дома. Ванная вот там, я достану вам полотенце.
Я кивнул в ответ, пытаясь улыбнуться, но на самом деле чувствовал себя совершенно растерянным. Я не привык спать в чужом доме, не привык, чтобы кто-то меня так принимал, тем более женщина. Я не знал, как реагировать, и даже думал, что не усну, настолько меня терзала мысль, что я не на своем месте.
— Спасибо за все, Аньес.
— Не за что. Завтра я уйду около восьми. Если хотите, можете уйти попозже. Но только не слишком тяните. Не хочу, чтобы вы столкнулись с Люком, если он надумает зайти днем за своими вещами. Когда будете уходить, захлопните дверь. Я позвоню вам вечером и скажу, что мне удалось найти.
— Договорились.
Мне с трудом верилось, что все происходит на самом деле. Что эта женщина действительно собирается мне помочь, что она приняла эту абсурдную ситуацию… Но выбора у меня не было.
— А вы со своей стороны могли бы пойти в библиотеку или интернет-кафе и кое-что поискать?
Я пожал плечами.
— Почему бы и нет…
Казалось, она удивилась, что я не проявил особого энтузиазма.
— Послушайте! Вы же сами сказали, что хотите найти ответы на все свои вопросы, так что в ваших интересах пошевеливаться, Виго!
— Но я даже не знаю, с чего начать…
— Например, вы могли бы попробовать что-нибудь отыскать о Протоколе 88, который упомянут в анонимном письме.
— Так и сделаю. Хорошая мысль.
В действительности необходимость заняться завтра в одиночку собственным расследованием приводила меня в ужас. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным. Но она права. Мне надо продвигаться вперед. И раз я никому не могу довериться, придется вести поиски самому.
— Тогда до завтра, Виго. Доброй ночи.
— Спокойной ночи, Аньес. Еще раз спасибо.
Она мне улыбнулась и ушла к себе.
Дневник, запись № 149: воспоминание, уточнение.
Я на заднем сиденье машины. Это я. Очень юный. Практически подросток. Я по-прежнему не узнаю тех двоих, которые сидят впереди, но теперь вспоминаю, что это мужчина и женщина. И я уверен, что мне знакомы их голоса.
За рулем мужчина. Он едет быстро.
Теперь я отчетливее вижу пейзаж, который мелькает за окном машины. Вдали, за скалами, действительно море. Зеленое море, темное от затянувших небо серых туч.
И эта муха по-прежнему все время садится мне на руку. Мне так хочется, чтобы настырная муха убралась и не мешала слушать, что говорят на переднем сиденье. Но делать нечего. Она издевается надо мной.
Я улавливаю только интонации. Фразы ускользают, сливаются. Они не спорят. Они ссорятся. Оба. Меня это бесит. Как и муха. Меня все бесит. Хочется закричать. Но я будто в кошмарном сне, когда слова застревают в горле, а ноги отказываются служить. Я не могу. Не в моих силах изменить воспоминание. Я не способен переписать прошлое. Я всего лишь заложник своей ненадежной памяти.
Внезапно машина останавливается. Немного резко. Пришлось схватиться за спинку переднего сиденья. Слышится скрип песка под шинами, затем гул моря. Водитель паркуется на молу.
Мы выходим.
Пока воспоминание обрывается здесь: глухо хлопают тяжелые дверцы, закрываясь одна за другой. И я вылезаю.
Проснувшись, я не сразу вспомнил, где я. Голова кружилась, на все тело навалилась какая-то тяжесть, и я не соображал, где верх, где низ. Потом я узнал квартиру Аньес. Безделушки, бедлам, низкий столик, Скорсезе и Вуди Аллен на полу… Я так долго был в бегах, что больше не знал, за что мне зацепиться. Вдруг я осознал, что мне не хватает моей комнаты. Как ни странно, я скучал по улице Миромениль. Там остались памятные отметины, привычки, хоть какая-то определенность… Но я уже не тот человек. Придется смириться: ничто больше не будет таким, как прежде. Перемены в моей жизни достигли точки невозврата. Никогда еще будущее не казалось таким неясным. И даже настоящее представлялось расплывчатым, неуловимым, обманчивым.
Я протяжно вздохнул. Мне нужно попытаться обрести себя, стать тем, кем я был. Сев на диван-кровати, я шаг за шагом восстанавливал в памяти вчерашний день. Я не шизофреник. Засыпая, я надеялся, что наутро все случившееся предстанет передо мной в более ясном и приемлемом свете, но ничего подобного не произошло, даже наоборот. Мне никак не удавалось вновь обрести то подобие спокойствия, которого я достиг после разговора с Аньес. Смириться с реальностью стало еще труднее.
Как я мог рассказать ей все это? Как она могла мне поверить? А если я ошибся? И верит ли она мне сейчас, сегодня, на свежую голову? Что, если она сообщит в полицию? Как я мог быть настолько глуп, чтобы довериться бабе-полицейскому?
Я зажмурился на мгновение, потом снова открыл глаза. Я все еще здесь, на оранжевом диване. Какой бы невероятной ни была реальность, она все же оставалась неизменной. Я не шизофреник. Я должен доверять тому, что мне известно. То есть немногому. Я не знаю, кто я, не знаю, почему я такой и что вообще происходит, но я знаю одно: я не шизофреник. Поэтому я могу, я должен доверять только своему разуму. Это уже точка отсчета. Самое время вспомнить старину Декарта. Начнем с чистого листа. И доверимся разуму.
Проведя несколько минут в тишине, я сумел наконец успокоиться. Я прислушивался к своему ровному дыханию, позволяя его ритму меня убаюкать. Хорошо. Теперь я должен подняться. Одеться. Преодолеть один за другим все этапы. Встретить этот день и продвинуться в открытии новой реальности. Я не могу позволить себе замкнуться в бессмысленных страхах.
Я медленно, раскинув руки, словно от страха потерять равновесие, поднялся. Как будто бы за ночь сила тяжести могла исчезнуть. Сделав несколько шагов, я убедился, что мир достаточно устойчив. Прошел через гостиную и выглянул в коридор. Разумеется, никого. Дверь в спальню Аньес распахнута настежь. Она давно ушла.
Квартиру переполняла тревожная тишина. Пробившись сквозь шторы, копья света распороли воздух у меня за спиной. С улицы доносился отдаленный гул машин, постепенно заполнявших бульвар Батиньоль. Интересно, который час. Я взглянул на запястье. На часах по-прежнему мигало 88:88. Я чертыхнулся.
Развернувшись, я подошел к окну, чтобы раздвинуть шторы. Солнечные лучи залили гостиную. Днем квартира выглядела иначе, чем вчера. Она утратила часть своего очарования, явившись в истинном свете. Это уже был не загадочный восточный базар, а лишь неубранное жилище мужчины и женщины. Повсюду в глаза бросались следы присутствия мужа Аньес, его личной реальности. Вещи, одежда, мужские журналы… Я вдруг испугался, что он нагрянет сюда средь бела дня. Как только Аньес могла оставить меня здесь одного?
