Книга Дочь самурая - Доминик Сильвен

— Чего хуже, когда тебя пытаются заставить говорить, угрожая электрической дубинкой, ножом или пушкой. К этому не привыкнешь. Во всяком случае, теперь мы знаем, что Алис влезла во что-то очень серьезное. Нам пришлось дорого заплатить, но информация того стоила.

— Может, нам лучше выбрать другую стратегию?

— По-твоему, достаточно подбрасывать кости и смотреть, сколько выпадет?

— Да, я думаю.

— Можно вообще ничего не делать.

— Можно.

— Это тоже приходило мне в голову.

— И мне. Но это была бы трусость.

— Это уж наше дело, Ингрид.

21

А если бы нож перерезал ей артерию? Если бы ее сердце не выдержало электрических разрядов? А если бы, выделывая все эти трюки, она раскроила себе череп? Такие пируэты прекрасно смотрятся по телевизору или в кино, в жизни совсем другое дело. В реальной жизни прыжки мстительной газели слишком часто заканчиваются ударом об стену.

Лежа рядом с Ингрид на кровати Диего с пузырем на голове, Лола размышляла, уставившись в потолок. Такое положение давало ей преимущество: оно позволяло забыть про обои. Вереницы толстозадых амурчиков, вооруженных сердцами и стрелами. Неплотно закрытая банка краски, кисти, мокнущие в скипидаре, и кусок белой стены доказывали, что медбрат пытался в промежутке между двумя дежурствами привести квартиру в порядок. Одним ухом она улавливала обрывки разговора. Он больше походил на монолог, чем на беседу. Чтобы успокоить нервы, Ингрид непременно нужно было излить душу. Никому не пришло в голову ее ограничивать. Она здорово пострадала, и Диего усердно ее лечил. Он сделал несколько красивых повязок и наложил мазь «Биасрин» в тех местах, где электрическая дубинка так называемого Орлеана оставила уродливые фиолетовые следы. Только что медбрат негласно наведался в больницу Святого Фелиция, чтобы раздобыть все, что нужно для наложения швов. Ингрид стоически перенесла операцию.

Оправившись от первого потрясения, которое он пережил, обнаружив на своей лестничной площадке Ингрид и Лолу, насквозь промокших, в жалком состоянии, полуголых, Диего, конечно, заметил татуировку. Пришлось все ему рассказать. О своем пребывании в Японии, о мастере «бонжи» из Камакуры и о татуировке, в которой заключена легенда о «жизни на воде». Таким образом японцы обозначали увеселительные лодки, на которых гейши развлекали клиентов. Слушая Ингрид, Лола невольно сравнивала ее рассказ с жизнью Алис. Действительно ли девушка познала парижскую «жизнь на воде»? И кого она так достала, что на них натравили двух любителей электрического кнута? Имели ли эти изверги отношение к ее смерти? Неужели Морис Бонен так плохо знал свою дочь, что даже не подозревал о ее связях с тайными агентами?

— Мы и не заметили, как они подкрались, верно, Лола?

— Они нас быстро усыпили какой-то дрянью и затащили в машину. Кстати, ведь и Алис опоили наркотиками. Я, конечно, пошлю Бартельми на авеню Маркс-Дормуа, но не думаю, чтобы ему удалось что-то разнюхать.

— Не понимаю, зачем Авиньону понадобилось маскироваться? Я этого типа в жизни не видела.

— Меня тоже смущает эта ревностная забота об анонимности. Предполагалось, что они пользуются условными именами: «Орлеан» и «Авиньон». Но подручный допустил ошибку. Он назвал своего начальника «шефом» прежде, чем тот успел его одернуть. Есть одна хорошо известная лавочка, где приказчики так почтительно именуют хозяев. Думаю, можно не стесняясь заменить слово «приказчики» на «попугайчики».

— Полицейские?

— Или бывшие полицейские. Я их нюхом чую. Не хотелось бы тебя огорчать или преуменьшать твои бойцовские таланты, но думаю, что если бы они не были связаны с фирмой «Полиция», мы бы сейчас здесь не разговаривали.

Лола приподнялась на локте, чтобы взглянуть Ингрид в лицо. Оно было спокойнее, чем когда они только приехали на набережную Жемап около двух часов утра, но в ней по-прежнему чувствовалась подспудная тревога. Лола снова вытянулась и положила на голову пузырь со льдом. Удивительно, но ей казалось, что эта полузабытая утварь, бог знает каким чудом оказавшаяся у современного медика, помогает ей размышлять.

— К тому же они знали мою биографию назубок. Пока ты не очухалась, Авиньон рассказал мне такие случаи из моей жизни, о которых я уже и сама успела позабыть.

— А из моей? — спросила Ингрид с беспокойством.

— Им было известно, кто ты и чем занимаешься, но, полагаю, больше всего их занимало мое комиссарское прошлое.

Пока Ингрид отмалчивалась, Лола пыталась понять, чем могло быть вызвано похищение средь бела дня двух женщин, на которых даже не была возложена какая-либо официальная миссия.

— Я все думаю об одном совпадении, — произнесла она некоторое время спустя. — Наше расследование приняло столь неприятный оборот только после встречи с Роланом Монтобером.

— Неужели наемников можно найти в светской записной книжке? — зевая, спросила Ингрид.

— С другой стороны, зачем Монтоберу кому-то платить, чтобы вытянуть у нас имя нанимателя Алис?

— Может быть, как раз за тем… чтобы напугать нас до смерти. Монтобер не смог… стерпеть неуважения к себе.

— А как же тогда озеро, гейша и игривые карпы?

— При чем тут моя «бонжи»? — удивилась Ингрид.

— Если это Монтобер подослал к нам наемников, он бы выложил им всю подноготную. Но когда Орлеан снимал с тебя одежду, он кое-что сказал по поводу твоей татуировки. Такие чаще можно увидеть на спине японских гангстеров, чем высоких блондинок. Это их встревожило. Может быть, поэтому они и пошли напролом.

— Извините, — вмешался Диего. — Я не очень понимаю, откуда Монтоберу известно о татуировке Ингрид.

Лола была готова к этому вопросу. Она ответила не задумываясь:

— Они оба постоянные посетители бассейна на Жонкьер.

— Возможно, — продолжал Диего недоверчиво. — Но если позволишь, Лола, я буду по-прежнему вмешиваться в то, что меня отчасти касается. Вам не кажется, что пора прекратить расследование?

— Мы об этом думали, — зевнула Ингрид.

— Часто считаешь себя выносливее, чем ты есть, — настаивал Диего. — Бог с ним, с комиссаром Груссе, пусть делает свое дело. Это займет много времени, но хотя бы его никто не посадит на электрический стул.

— А мне кажется… нам надо немедленно допросить… Монтобера, — сказала Ингрид, зевая все сильнее.

— Только не в это время, дорогуша. Я так устала, что чувствую себя совсем малюсенькой, да и ты не в лучшей форме.

— Малюсенькой? Это от моллюсков? Как-то связано с морем?

— Вовсе нет, Ингрид.

— Меня это навело… на мысль… можно найти Монтобера там, куда, по его мнению, никто из нас не заплывет.

— Воображение нам пригодится, что правда, то правда. А пока не попытаться ли нам отдохнуть?