Книга Пыльная зима - Алексей Слаповский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Едва приехали в Саратов, даже не вышли из вагона, сообщают: концерт отменен по распоряжению свыше. ОН взбешен. А люди, знающие о ЕГО приезде, заполнили перрон. Скандируют. Возмущены. ОН лезет на крышу вагона и, стоя там, поет во всю силу голосовых связок. Поезд не могут отправить, застопорились и другие поезда. Два часа длился этот концерт. Мелькали в толпе фуражки милиционеров, но им не давали приблизиться. Напоследок ОН сказал: «ПУСТЬ НЕ БУДЕТ ИЗ-ЗА МЕНЯ УЩЕРБА МОЕЙ БЕДНОЙ СТРАНЕ И ЕЕ НИЩЕЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ! ПРОШУ ЗРИТЕЛЕЙ КИНУТЬ ВОТ СЮДА (БРОСИВ В ТОЛПУ ФУТЛЯР ГИТАРЫ) КТО СКОЛЬКО МОЖЕТ В ВОЗМЕЩЕНИЕ УБЫТКОВ! ПРОЩАЙТЕ!
Я вздрогнула. Почему-то в ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ он говорит всегда не «до свидания» или «до новых встреч», а именно «ПРОЩАЙТЕ». Денег, кстати, было собрано, нам сказали, 456 тысяч 932 рубля.
(Что за бред? – поразился Неделин. Не было ничего этого – ни концерта на крыше вагона, ни 456 тысяч 932 рублей, да и слово «прощайте» вовсе не говорит он после концертов!)
* * *
ЕГО НЕДОСТАТКИ – ПРОДОЛЖЕНИЕ ЕГО ДОСТОИНСТВ.
* * *
Вчера ОН сказал: «ЖИЗНЬ КОРОТКА, НО ДЛИННЕЕ, ЧЕМ МОГЛА БЫ БЫТЬ!»
* * *
Или такая фраза: «СУМЕРКИ, А СПАТЬ НЕ ХОЧЕТСЯ». Всю ночь думала, почему ОН сказал «сумерки», а не «вечер». ОН спал.
* * *
Еще одна фраза: «ЕСЛИ ЦЕНИТЬ БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБОВЬ, ТО САМЫЕ ЦЕННЫЕ СУЩЕСТВА – СОБАКИ». (Неделин не помнил этих слов, но допускал, что мог такое сказать.)
* * *
Черный юмор у НЕГО всегда наготове. На экране телевизора титр передачи «Камера смотрит в мир». Он: «ЛЮБИМАЯ ПЕРЕДАЧА ЗАКЛЮЧЕННЫХ».
В другой передаче кто-то из «больших» писателей важничал: «Я должен об этом писать, потому что это всех волнует». ЕГО грубоватый комментарий: «НУ И ХРЕН ЛИ ПИСАТЬ, ЕСЛИ ВСЕХ ВОЛНУЕТ? ТЫ ПИШИ О ТОМ, ЧТО ПОКА НЕ ВОЛНУЕТ, ТЫ ВЗВОЛНУЙ!» (Да, кажется, что-то в этом духе Неделин говорил.)
* * *
«ОДИНОКИМ БЫТЬ НЕЛЬЗЯ».
* * *
«НАДО ОБЯЗАТЕЛЬНО КОГО-НИБУДЬ ЛЮБИТЬ, ХОТЬ СОСЕДСКУЮ КОШКУ».
* * *
«КАЖДЫЙ ЖИВЕТ ТАК, БУДТО ОТБЫВАЕТ ПОВИННОСТЬ – ПРИЧЕМ ЗА ДРУГОГО».
* * *
Два счастливых и мучительных года подходят к концу. (Только что было три? – не понял Неделин.) У НЕГО появилась зловещая песня:
«ЕСТЬ ИСКУССТВО ВОВРЕМЯ УЙТИ, ТОЛЬКО КТО ОПРЕДЕЛИТ ТО ВРЕМЯ? ДЫМ ОСТАЛСЯ БЕЗ ОГНЯ, НЕБО НЕ КОПТИ, БЛЕДНЫЙ КОНЬ МНЕ ПОДСТАВЛЯЕТ СТРЕМЯ!» (И этой песни у Неделина не было!)
* * *
Он понимает, что его полностью оценят потом, после. Говорит: «КОГДА МЫ ВСТРЕТИМСЯ ТАМ, ТЫ РАССКАЖЕШЬ, КАК ТУТ ОБО МНЕ ГОВОРИЛИ ПОСЛЕ МОЕЙ СМЕРТИ?» Я пообещала. Проплакала весь день. Предчувствия.
* * *
Что делать? Прятать от НЕГО ножи, бритвы, все, чем можно отравиться? Не поможет. Рядом электричка, пятиминутное дело дойти и – под колеса. ОН боролся с тупостью, с непониманием, косностью, ОН СДЕЛАЛ ВСЕ, ЧТО МОГ, И ДАЖЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ МОГ, И ЧУВСТВУЕТ ЭТО. «ЕСТЬ ИСКУССТВО ВОВРЕМЯ УЙТИ…» Я жду. Я заранее стараюсь быть мужественной.
* * *
Чувствую – на днях, может, даже сегодня. Ночью он был нежен ко мне, страстен необычайно. Словно прощался.
И смешно, и грустно было Неделину, когда он закрыл тетрадь. Да, Лена приукрашивает его. Но, право же, приятно. Ведь это от любви. Эти лирические записи станут, вероятно, основой будущей книги, такой, какую, например, написала о Высоцком Марина Влади, правда, у русской француженки все более, так сказать, точно.
Пришли Лена с Линой, с грибами, с хорошим настроением, с аппетитом.
За ужином Неделин тоже был весел, острил, говорил с черным юмором о жизни и искусстве. Но вдруг подумал, что настроение у него, несмотря на значительность всего сказанного, все-таки тривиальное, бытовое, благополучное. И разом умолк. Помрачнел. Лина пошла за чайником.
– Как нам хорошо было бы вместе, – сказала Лена.
– Да, – сказал Неделин.
– Не будем об этом, – сказала Лена.
– Как хочешь, – сказал Неделин.
– Проклятая жизнь, – сказала Лена.
– Да, – сказал Неделин. – Самое странное, что я тебя действительно полюбил. Зачем мне это нужно?
– Пить хочется, – сказала Лена.
– Да, – сказал Неделин.
– Тебе тоже? – спросила Лена.
– Да, – сказал Неделин.
– Будет теплый вечер? – сказала Лена.
– Копеек восемьдесят, – сказал Неделин.
– Разве это важно? – сказала Лена.
– А ехать в трамвае без адюльтера? – сказал Неделин.
– Жаль, – сказала Лена.
– Ничего не поделаешь, – сказал Неделин.
– Как хочешь.
– Оставим это.
Вошла Лина с чайником. Лена разливала чай. Ароматен был чай. Вкусен и горяч. Парил. «Бери, Сережа, сахар». – «Спасибо, возьму». Лена бледна.
Но и положив три ложки сахара, Неделин чувствовал какую-то горечь. Лена смотрела на него внимательно и грустно. И Неделин обжегся, фыркнул вскочил, стал отплевываться: он вспомнил дневник Лены, ему стало почему-то страшно.
– В чем дело? – спросила Лена.
– Ничего, – сказал Неделин, борясь с тошнотой. – Обжегся.
– Тебе плохо? – Лена заглянула в чашку и увидела, что он отпил совсем немного. – Подожди, пока остынет, и выпей еще.
Неделин наотрез отказался.
Вечером пошли гулять – по березовому леску, по дачной улице, вдоль железнодорожного полотна. Приближался поезд.
– Поддержи меня.
Опираясь на Неделина, Лена сняла туфлю, стала что-то оттуда вытряхивать. Зачем она для прогулки обула туфли, а не обычные свои босоножки без каблуков?
– Давай помогу, – сказал Неделин.
– Сейчас. Попало что-то.
Поезд приближался. Совсем близко.
– Надо отойти! – прокричал Неделин.
Лена кивнула, нагнулась, обувая туфлю.
Поезд налетел грохотом, Лена вцепилась в Неделина и толкнула к рельсам, он удержался, упал вбок, она оказалась очень сильной, тащила его к поезду, толкала, кричала и плакала. Было мгновение, когда Неделин оказался совсем близко у колес, он ударил Лену, отполз, вскочил – и прочь, прочь, не разбирая дороги…
Около часа ночи Неделин был в Люберцах, подходил к дому номер двадцать два по улице Гоголя. На лавке у подъезда терпеливо и тихо сидели какие-то молодые люди. Один из них встал перед Неделиным и оказался даже не молодым человеком, а мальчишкой лет двенадцати, с пухлыми детскими губами, которыми он сжимал сигаретку.