Книга Вынужденное признание - Фридрих Незнанский

— Ну да, ну да… — задумчиво кивнул Кожухов. — А как к этому отнесется Кусков? По-моему, у него сейчас большие проблемы.

Шаховской небрежно махнул ладонью:

— С ним этот вопрос уже обсуждался. Он согласен. Теперь все зависит от тебя.

Матвей Иванович почувствовал небольшой укол ревности. Значит, с Кусковым они уже говорили, но почему сначала с Кусковым, а не с ним?

— Что ж, — сказал Матвей Иванович, — не скрою, мне не нравится политика, которую проводит Панин. Но тягаться с ним — это безумие. Народ доверяет ему, а нас — по малейшему знаку Панина — он разорвет на части.

— Пока, — с усмешкой сказал Шаховской — Пока доверяет. Но когда люди узнают, что Президент жулик, ему не удержаться на второй срок. Впрочем, я не уполномочен обсуждать с тобой нюансы. Ты поговоришь об этом с Алексеем при личной встрече.

— С Алексеем? — поднял брови Кожухов. — Когда?

— А прямо сейчас. Прямо к нему и двинем, если ты, конечно, не против.

— Сейчас? — Во взгляде Кожухова мелькнула растерянность. — Но у меня на сегодня были запланированы кое-какие… — Матвей Иванович наткнулся на строгий взгляд Шаховского, осекся и кивнул: — Ты прав. Пожалуй, ради встречи с Алексеем я смогу отменить все дела.

— Вот это правильное решение, — одобрил Шаховской. — Тогда вперед?

— Угу. Только схожу за портфелем.

По дороге в кабинет и обратно Матвей Иванович обдумывал услышанное. Алексей Лобанов, ныне премьер-министр, а в далеком прошлом бригадир строительного отряда и лидер «Университетского проспекта», и в самом деле никогда не забывал друзей. Он умел платить услугой за услугу. Не в последнюю очередь благодаря этому редкому качеству он и добился таких головокружительных высот. Если Лобанов станет Президентом, а Матвей Иванович поможет ему в этом — политическое будущее Матвея Ивановича обеспечено. Но если нет… (Кожухов вздохнул.) Тогда на официальной карьере можно ставить крест. Хотя (тут Матвей Иванович вновь приободрился) всегда есть возможность уйти в оппозицию и на горбу какой-нибудь либеральной партии въехать прямо в Думу! Чем не выход?

— Ну, слава Богу, — встретил его Шаховской. — Чего там долго?

— Так получилось, — ответил Кожухов, усаживаясь в машину. — Поехали.

10

И снова встреча состоялась на даче у Шаховского.

Лобанов был приветлив и доброжелателен. Он не только крепко пожал ладонь Матвея Ивановича, но и обнял его. Затем чуть отстранился и в своей обычной манере окинул Кожухова оценивающим взглядом:

— Ну, здравствуй, здравствуй! Сколько не виделись-то? Года два?

— Четыре, — сказал Матвей Иванович.

— Четыре? — Лобанов покачал головой. — Надо же, как время-то бежит. А ты все такой же. Даже брюшко себе не отрастил.

— Условия не те. Бегаешь, как волк, то одно, то другое…

— Хорошо, что как волк, а не как заяц, — заметил премьер. — Присаживайся за стол и чувствуй себя как дома.

Старые друзья расселись за журнальным столиком. Лобанов сел в зеленое кресло с бархатной обивкой и резными позолоченными подлокотниками, Шаховской и Кожухов на такой же зеленый диванчик.

— Ну вот, — вновь заговорил премьер, — теперь можно и поговорить. Как твои дела, Матвей Иванович?

Кожухов едва заметно пожал плечами:

— Не жалуюсь.

— Матвей скромничает, — с вежливой улыбкой встрял в разговор Шаховской. — Он у нас нынче медиамагнат. Четвертая власть. — По толстым губам банкира пробежала усмешка, и он тихо добавил: — Будь она неладна.

— Мое оружие — слово, Лев Иосифович, — ответил Шаховскому Кожухов. — А нынче слово немного стоит.

— Вот тут ты не прав, — сказал Лобанов. — Я слышал, что словом можно ударить больнее, чем кулаком. — Он повернулся к Шаховскому: — Лев Иосифович, разлей нам по рюмочке за встречу.

Шаховской кивнул, взял со стола бутылку «Хеннеси», аккуратно открыл ее и наполнил пузатые бокалы золотистым коньяком.

Бывшие друзья выпили, закусили, поговорили о том о сем, снова выпили, и, наконец, разговор свернул к сентиментальным воспоминаниям.

— Ты вспоминаешь «Университетский проспект»? — проникновенным баском спросил Лобанов.

— Иногда вспоминаю, — задумчиво ответил Кожухов. — Славные были денечки.

— Да, время было веселое. А сколько надежд у нас было, сколько устремлений, помнишь?

— Конечно. Не знаю, как остальные, но ты, Алексей Петрович, кажется, достиг всего, чего хотел, не так ли?

— Не так, — сказал Лобанов. Он замолчал и пристально посмотрел на Кожухова. Взгляд его серых глаз был серьезным и сосредоточенным, как у шахматиста, который сделал ход и ждал реакции противника. — Лева рассказал тебе о нашей идее?

— Насчет объединения газеты и телеканала в концерн?

— Да.

— Рассказал. Но, честно говоря, идея эта кажется мне немного… сомнительной.

— Почему?

— Ну, во-первых, должен быть проведен конкурс на покупку частоты вещания.

— Совершенно верно, — кивнул Лобанов. — Конкурс будет, но ты в нем победишь. Более того, я гарантирую тебе субсидии из госбюджета. Дело-то — национальной важности. Само собой, я тоже не буду стоять в стороне от финансовых потоков.

Кожухов прищурился:

— Ты говоришь об откате?

Лобанов поморщился.

— Грубое слово, — с неудовольствием сказал он. — Не люблю его. Но, нужно отдать должное, оно довольно точно выражает смысл сделки.

— Могу я узнать, о какой сумме идет речь?

Лобанов пристально посмотрел на Матвея Ивановича и сказал:

— Пятнадцать миллионов долларов. Десять процентов от этой суммы я удержу в качестве… — Он замолчал, подыскивая нужное слово, затем улыбнулся и махнул рукой: — Впрочем, обойдемся без формулировок. Считай это дружеской сделкой.

— Что ж, — Матвей Иванович задумчиво потер пальцем высокий лоб, — это по справедливости. А что еще?

— Все, что пожелаешь, — улыбнулся Лобанов. — Вплоть до должности министра печати. Хотя… тебе это ни к чему. У тебя ведь будет свой концерн.

— Ясно, — кивнул Матвей Иванович. — Но что потребуется от меня за все эти услуги?

— Немного, — сказал премьер. — Взамен я хочу стопроцентной лояльности по отношению к моей персоне, только и всего.

— Ты хочешь, чтобы канал стал твоим агитационным листком?

— Не надо утрировать, Матвей. В любом случае канал не сможет остаться в стороне от схватки. Не мне тебе это объяснять. Но никто не предложит тебе лучших условий. Ты просто напряги воображение и посмотри в перспективу.

— И что я там увижу?