Книга Сокровища Рейха - Томас Гиффорд

– Котман готов встретиться с вами за завтраком, – сообщил Сент-Джон. – Машина будет ждать у подъезда «Плазы», если для вас приемлемо шесть часов утра.

– Вполне, – ответил я, глядя вниз, на Буэнос-Айрес, освещенный косыми лучами заходящего солнца, пробивавшимися сквозь тучи на горизонте. – Вполне приемлемо.

Едва он повесил трубку, как тут же раздался щелчок, похожий на электронное эхо, потом все стихло.

Прибывший за мной «мерседес» оливкового цвета, покрытый дождевыми каплями, был длиннее обычных моделей этой машины. Выйдя на улицу, я почувствовал на своем лице прохладное прикосновение омытого дождем утреннего воздуха. Джакаранды и весь сад казались выписанными кистью талантливого художника.

Проезжая по мокрым, еще свежим в такой ранний час улицам Буэнос-Айреса, я гадал, вернулся ли Питерсон из Вашингтона в Куперс-Фолс. Интересно, каковы результаты дешифровки документов, находившихся в железном ящике. Все это казалось мне сейчас непостижимо далеким: жизнь моя явно разделилась на две части – то, что было до моего полета в Буэнос-Айрес, и то, что происходило со мной сейчас в этом городе.

Мы свернули на север в сторону Эль-Тигре. Первые солнечные лучи начинали робко пробиваться сквозь просветы в дождевых тучах, наплывавших с Южной Атлантики. С другой стороны поднималась зеленая завеса, плотная и густая. Где-то вдалеке, за рекой Ла-Платой, лежал Монтевидео. Солнце то появлялось, то исчезало. Капли дождя разбивались о ветровое стекло.

К поместью Котмана мы подъехали в семь тридцать. Свернув с основной дороги, преодолели крутой подъем, въехали в зеленый туннель и внезапно очутились перед огромными, уходящими ввысь железными воротами со сторожевыми будками по обеим сторонам. Как только «мерседес» приблизился, створки ворот стали медленно раздвигаться. Когда мы въезжали, один из охранников кивнул моему водителю.

По обе стороны узкого проезда, посыпанного мелким серым гравием, яркими красками переливались необыкновенной красоты цветники. Я вышел из машины. «Мерседес» бесшумно отъехал, а я пошел следом за провожатым по дорожке между клумбами, через крытую галерею и оказался в гулком вестибюле. На стенах в роскошных темных рамах висели гигантских размеров картины с изображением лошадей и средневековых замков на Рейне. Пол был выложен мрамором. Мебель – европейская, старинная, обтянутая шелком.

– Прошу следовать за мной. – Сопровождавший меня дворецкий был гораздо старше, чем мне показалось на первый взгляд. Он шел подчеркнуто прямо. – Герр Котман примет вас на заднем дворе, если вы не возражаете. – Голос у него был сухим и надтреснутым.

Я прошел за ним через французские двери, потом через веранду, по другой серой дорожке между цветниками.

Рядом с бассейном за большим белым столом из кованого железа сидели человек пять-шесть в пляжных халатах. Горничная в черном платье, вышедшем из моды лет двадцать назад, подавала им завтрак. Никто из сидевших даже не взглянул на меня, когда я проходил мимо: ни пожилая женщина, ни мужчина и женщина помоложе – обоим, пожалуй, было около тридцати, – ни дети. Все они негромко разговаривали. Ложки мелодично постукивали по фарфору.

Дворецкий привел меня на площадку в тени большого дерева. Вытащил из кармана полотенце, стер дождевые капли с другого кованого стола и таких же стульев.

– Герр Котман подойдет к вам сюда, если вы будете так любезны подождать. – Он подержал стул для меня, и, когда я уселся, мне почудилось, будто он слегка щелкнул каблуками. – Кофе сейчас принесут. – Он удалился, чуть припадая на правую ногу, однако держась прямо, словно теша себя иллюзией, что все еще молод. Интересно, как давно он служит у Котмана?

Через непомерно огромное поле, поросшее изумрудной травой, густой и влажной, в переменчивом солнечном свете скакал какой-то человек на палевой лошади. На голове у него был шлем. Человек находился далеко, на другом конце поля, но даже отсюда видно было – держится он отлично. Вот он пригнулся, чтобы ударить по шару, единым плавным движением оторвался от седла и описал молотком изящную дугу во влажном утреннем мареве. Чуть позже донесся звук удара, но человек уже пустил лошадь за шаром, догоняя его, по лужайке. Когда он подскакал ближе, стало заметно, как летят из-под копыт клочья дерна, послышался храп лошади, в то время как она резко развернулась и перешла в галоп. Наконец всадник, приблизившись ко мне ярдов на двадцать, натянул поводья и, все еще сидя верхом, любовно похлопал лошадь по холке, что-то нашептывая ей. Потом слез, стянул шлем, сунул его под мышку, и в ту же минуту появился грум, чтобы увести лошадь. Мужчина решительным шагом направился прямо ко мне.

– Мистер Купер, – сказал он, протягивая руку, – будем знакомы. Альфред Котман. – Он улыбнулся тонкими губами, сверкнув белыми зубами. Пригладил прямые черные волосы. Кожа на его лице была натянутой, загорелой, чистой. Он повернулся ко мне своим орлиным профилем. – А вот и кофе, – заметил он.

Служанка в старомодном черном платье, с волосами, собранными на затылке в характерный тевтонский пучок, несла поднос с серебряным кофейным сервизом.

– Я налью сам, Хильда, – сказал Котман. – Благодарю вас.

Он аккуратно добавил мне в чашку сливки и положил чайную ложечку сахара. Кофе оказался густым и горьким, бодрящим.

– Вы хорошо доехали?

– Да, просто прекрасно.

– Я склонен назначать встречи на такой ранний час, поскольку привык подниматься ни свет ни заря. Как правило, по утрам я прогуливаю лошадь, наслаждаюсь чудной природой у себя в поместье, любуюсь моими цветами, пью кофе, принимаю душ и чувствую, что получил заряд бодрости на весь день. – Он откинулся на спинку стула, скрестил ноги, придерживая чашечку с блюдцем на колене. На нем были бриджи и высокие коричневые сапоги для верховой езды, красная рубашка для игры в поло. Сапоги были сморщенные и потемневшие от чистки, а сейчас на них еще налипли комья земли и мокрой травы.

– Меня крайне огорчило известие о безвременной кончине вашего брата, мистер Купер. Казалось бы, мы виделись с ним совсем недавно, и вот теперь, так неожиданно, я узнаю, что он умер.

– Он не умер. Его убили.

Ветер шевелил листву деревьев и доносил голоса людей, окруживших бассейн. Ребенок прыгнул в воду с громким всплеском, послышались ликующие возгласы детей. Последние дни я не думал о смерти Сирила, и сейчас, не знаю почему, до меня как будто только что дошло, словно удар: ведь его больше нет в живых!

– Ваш брат заезжал ко мне сюда, мистер Купер, в это же самое время, мы сидели с ним на этих же самых стульях… Моя жизнь мало изменилась, я по-прежнему каждое утро езжу на лошади и пью кофе… а ваш брат мертв. – Он сокрушенно покачал головой. – В самом расцвете лет, да, мистер Купер? Никогда не знаешь, что тебя ждет. – Он уставился на тыльную сторону кисти. – Я стараюсь держаться в форме, стараюсь как можно больше бывать на свежем воздухе. И все равно на руках появились эти желтые пятна. Мне уже шестьдесят восемь, и время не обманешь, не так ли?

– Вы выглядите моложе, – возразил я.