Книга Песни мертвых соловьев - Артем Мичурин

Мужик лет сорока, невысокий, жилистый, с покрытой рыжей щетиной сухой физиономией, в старой засаленной куртке, перехваченной ремнем, в простых штанах и стоптанных сапогах с коротким голенищем. Взгляд испуганный, но не умоляющий.

– Что молчишь? – осторожно поинтересовался он и совсем не к месту добавил: – Я пойду?

Должно быть, сия простота тронула меня столь глубоко, что удивление отразилось на лице. Невинный агнец это заметил. Сообразив, что вопрос был бестактен и идти сегодня никуда не придется, он решил прибегнуть к последней хитрости.

– Ну, и чего теперь? А? Пристрелишь как собаку? – представитель угнетенного класса подкрепил речь демонстрацией пустых ручонок. – В безоружного стрелять – много храбрости не надо. Может, по-мужски решим это дело? – он медленно, не сводя с меня глаз, нагнулся и достал из-за голенища нож. – А? Что скажешь?

Что тут сказать? Попытка, достойная уважения. Большинство на его месте жевали бы сопли, стоя на коленях, а этот – нет, держится. Голос подрагивает немного, руки трясутся, но слез не видно и штаны сухие. Молодец.

Я снял с плеча «ВСС», прислонил к опоре. Только сунул «АПБ» в кобуру, как наш «честный малый» с криком ринулся в бой. Вот же скотина. А еще на совесть давил.

Выпад оказался достаточно подлым, но недостаточно быстрым. Я успел сделать шаг в сторону, одновременно выхватив из ножен кинжал. Короткое движение рукой, и верхняя половина левого уха, отделившись от драчуна, шмякнулась на землю.

– С-с-сука, – прошипел тот, скорчившись и прикрывая рану ладонью. – Выпотрошу, блядь!

Его правая рука с ножом, при этом почти полностью разогнутая, смотрела в мою сторону – типичная стойка кабацкого бузотера. Давно заметил, что в поножовщине большинство предпочитает разворачиваться правым боком, выставляя вооруженную руку вперед. Они кончиком ножа будто очерчивают вокруг себя зону собственной безопасности. Типа: «Во я докель дотянуться могу! Только сунься!» Фатальная ошибка. Если противник не такой же кретин, он с радостью изрубит протянутую ему конечность.

Быстрый выпад, и одноухий фехтовальщик лишился большого пальца. Нож, выпав, воткнулся в землю. Однако – надо отдать должное – самообладание не покинуло «потрошителя», и он, ловко кувыркнувшись, подобрал тесак левой рукой. Но деревянная рукоять плохо лежала в скользкой ладони, да и поздновато было переучиваться на левшу. Зато стойка теперь приобрела верную конфигурацию – вооруженная рука, согнутая в локте, возле туловища, невооруженная, тоже чуть согнувшись, выставлена вперед. Ну, может же, когда захочет!

Перехватив свое нехитрое оружие покрепче, мой «ученик» начал отступать к брошенному обрезу. Видимо, идея с дуэлью на холодняке больше не казалась ему удачной. Но мне она очень даже нравилась. Не часто удается сойтись вот так – нож на нож. Больше все со спины, втихаря. А поразмяться иногда хочется.

Дабы не завершать разминку раньше времени, я стал теснить с каждой секундой грустнеющего дуэлянта прочь от ружья. Тот нехотя отступал, уже без всякого зазрения косясь то на обрез, то на винтовку. Рана на голове оказалась глубокой и здорово кровоточила. Ноги моего визави уже начинали заплетаться. Нужно было поспешать, еще немного, и он бы отключился без посторонней помощи.

– Эй, – неожиданно выдохнул отступающий, продолжая защищаться выставленной вперед четырехпалой клешней, – послушай меня. Ты победил. Ладно? Твоя взяла. Не надо больше. Хорошо? Какой тебе с этого прок? У меня и взять-то нечего. Ну? Что тебе нужно? Куртку хочешь? – он потянулся свободной рукой к пуговицам. – Я сниму, – голос вдруг стал писклявым, будто слова застревали в горле. – Сниму, если хочешь. И сапоги, – щедрый малый неуклюже поддел носком правого говнодава каблук левого, едва не упав при этом. – Бери. И второй бери. Ну? Что ты молчишь?! – сорвался он на визг. – Что тебе, блядь, от меня надо?! – На подбородке повисла слетевшая с дрожащих губ слюна. – Перестань идти за мной! Хватит! Хватит. Пожалуйста. Хватит…

Ну, как всегда. Вот уже и слезу пустил. Ножик в руке ходуном ходит. Сейчас либо зашвырнет его куда подальше и рыданиями разразится, либо бросится в атаку, как полоумный.

Подтверждая мою гипотезу, страдалец издал нечто похожее на сдавленный слезами рев и метнулся вперед.

Я сделал шаг в сторону, провалил сопливого берсеркера и, загнав клинок ему в промежность, как следует резанул.

Несчастный тут же сменил рев на завывание и упал ничком, согнувшись в пояснице. Было видно, как под стремительно набухающими кровью штанами вниз по бедру ползет небольшой комок.

– Ты все равно не умел ими пользоваться.

Добивать подранка я не стал. Он и сам подох без задержек. Кинжал – хоть и не бритва, но мякоть режет глубоко. А бедренная артерия – дело такое, много времени не дает.

Я быстренько обшмонал трупы на предмет необременительных ценностей и, разжившись шестью монетами, вернулся к Востоку. Скотина стояла там, где ее оставили, мирно поглощала остатки овса и плевать хотела на суетную человечью возню со стрельбой и поножовщиной.

Спустя десять минут мы с верным скакуном уже подъехали к КПП на противоположной стороне.

КПП, надо сказать, основательный – две коробки из кирпича и шлакоблоков по разным углам моста, обложенные мешками, узкие прорези-бойницы, на крышах гнезда из тех же мешков, прожектора, пулеметы, промеж коробок шлагбаум, перед ним, метров за пятьдесят, шипованная лента раскатана. С кондачка не проскочишь.

Чинно отстукивая копытами по бетону, мы с Востоком подошли метров на двадцать, пока один из дежурных не дал команду остановиться.

– Кто такой? – осведомился он в поднесенный к губам рупор.

– Я проездом. Планирую отдохнуть денек в вашем чудесном городе и дальше двину.

Орать на холодном, насыщенном речной влагой воздухе – не самое приятное занятие. Им бы второй, гостевой рупор завести не помешало.

– Проездом? И куда же? – продолжил любопытствовать мой собеседник.

– В Лакинск. Слушай, дружище, может, я подойду, да поговорим, как люди? Неохота глотку драть.

– Стой, где стоишь! – напрягся вдруг оратор. – Зачем тебе в Лакинск?

– Дела у меня там. А что такое?

– Какие дела?

– С другом хочу повидаться.

– Что за друг? Где живет?

– Да в чем, собственно, проблема?

– Отвечать на вопрос!

Смотрящие до того в облачное небо стволы «ПКМ» один за другим нацелились на меня.

– Ладно-ладно, раз вам так интересно, скажу – дружбана моего звать Игнатом. Игнат Ефремов. Довольны? Живет он в двухэтажке рядом с Реммехом, в той, что торцом к шоссе, вдоль дороги через Васильевку на Курилово стоит. Ну, не знаю я, как еще объяснить.

Мой дознаватель обернулся к одному из своих подручных и получил утвердительный кивок.

Никакого Игната Ефремова я, конечно, не знал, но в Лакинск мне наведываться доводилось. И сейчас я был очень благодарен матушке-природе за дарованную память на названия встречающихся по пути деревушек и городских достопримечательностей. Подручный, видимо, тоже не имел чести знать поименно всех жителей городка, но на местности ориентировался и легенду мою подтвердил.