Книга Об Екатерине Медичи - Оноре де Бальзак

«Если верить словам колдуньи и Руджери, царствованию этому скоро настанет конец; мое положение тогда облегчится», — подумала она.

И вот, как это ни странно, астрология, тайная наука, забытая в наши дни, стала тогда нравственной поддержкой Екатерины до самого конца ее жизни, ибо она все больше и больше в нее верила, видя, с какой поразительной точностью сбываются предсказания звездочетов.

— Вы что-то очень мрачны, государыня? — спросила Мария Стюарт, принимая из рук Дайель и надевая на голову маленький, сшитый в обтяжку чепчик, два крылышка которого, сделанные из роскошных кружев, обрамляли у висков пряди ее белокурых волос.

Кисть художника так великолепно запечатлела эту прическу, что она стала неотъемлемой принадлежностью королевы Шотландии, хотя придумала ее именно Екатерина, когда она стала носить траур по Генриху II. Только королеве-матери прическа эта не была так к лицу, как Марии, которой она удивительно шла. И огорчение по этому поводу послужило тоже одной из причин неприязни, которую королева-мать питала к своей невестке, молодой королеве.

— Это что, упрек со стороны королевы? — спросила Екатерина, оборачиваясь к невестке.

— Я почитаю вас и не смею ни в чем упрекать, — лукаво ответила шотландка, взглянув на Дайель.

В присутствии обеих королев лицо любимой камеристки королевы Марии оставалось неподвижным, как изваяние, — одна улыбка могла ей стоить жизни.

— Могу ли я веселиться, как вы, после того как умер король, мой муж, а королевству моего сына грозит пожар?

— Женщинам не приходится много заниматься политикой, — ответила Мария Стюарт. — Это — дело моих дядей.

Момент был настолько напряженным, что эти два слова превратились в отравленные стрелы.

— Давайте взглянем лучше на наши меха, дочь моя, — иронически заметила итальянка, — мы тем самым займемся нашими настоящими делами, в то время как ваши дяди будут решать дела государства.

— Да, только надо будет участвовать в совете; мы там окажемся полезнее, чем вы думаете.

— Мы? — спросила Екатерина. — Но ведь я не знаю латыни.

— Вы тоже считаете меня такой ученой! — воскликнула Мария Стюарт. — Так вот клянусь вам, мадам, что я в эту минуту изучаю науки, чтобы потягаться с Медичи и рано или поздно узнать, как надо врачевать раны государства.

Стрела эта поразила Екатерину в самое сердце, напомнив ей о происхождении Медичи, родоначальником которых, по мнению одних, был врач, а по мнению других — богатый аптекарь. Королева-мать ничего не ответила. Дайель покраснела, когда ее госпожа взглянула на нее, ища одобрения, которое всякому власть имущему, в том числе и королеве, свойственно искать в своих подчиненных, когда рядом нет посторонних глаз.

— Ваши очаровательные слова, дочь моя, к сожалению, не могут излечить ни раны государства, ни раны церкви, — ответила Екатерина спокойно, холодно и с достоинством. — Знания моих предков позволяли им приобретать короны, а если в такое опасное время вы по-прежнему будете только развлекаться, вы можете потерять ваши.

В эту минуту Дайель открыла двери Кристофу, о приходе которого им сообщил сам придворный хирург тихим поскребыванием в дверь.

Реформат хотел разглядеть лицо Екатерины, притворившись смущенным, что было вполне естественным в его положении; но его поразила резвость королевы Марии, которая кинулась к картонкам, чтобы поскорее взглянуть на свой казакин.

— Ваше величество... — начал Кристоф, обращаясь к флорентинке.

В эту минуту он повернулся спиной к молодой королеве и к Дайель и, воспользовавшись тем, что обе женщины были увлечены разглядыванием мехов, решился на самый смелый шаг.

— Что вам от меня надо? — спросила Екатерина, пронзая вошедшего взглядом.

На груди у Кристофа между рубашкой и камзолом были спрятаны письмо принца Конде с изложением плана реформатов и подробные сведения об их силах. Все эти бумаги были обернуты в счет, который меховщик посылал Екатерине.

— Ваше величество, — сказал юноша, — отцу моему крайне нужны деньги. Сделайте милость, взгляните на этот счет, — добавил он, развернув бумагу и кладя поверх нее письмо Конде, — вы увидите, что вы должны ему шесть тысяч экю. Так пожалейте же нас, ваше величество!

С этими словами он протянул королеве письмо.

— Вот прочтите. Счет этот ведется с самого восшествия на престол покойного короля.

С первых же строк письмо поразило Екатерину. Она, однако, не потеряла присутствия духа и быстро свернула все бумаги в трубку, восхищаясь смелостью и хладнокровием молодого посланца. Этот героический шаг внушил ей доверие к Кристофу; она хлопнула его свитком по голове.

— Не очень-то вежливо, дружок, подавать счет раньше, чем я увидела меха. Тебе еще надо поучиться, как вести себя с женщинами. Прежде всего следует нас ублаготворить, а потом уже говорить о деньгах.

— Это что, так принято? — спросила молодая королева свою свекровь; та ничего ей на это не ответила.

— Ах, ваше величество, извините моего отца! — сказал Кристоф. — Если бы ему не нужны были деньги, я не повез бы сюда ваши меха. Вся страна на военном положении, и на дорогах так опасно, что, если бы не наши стесненные обстоятельства, я бы ни за что сюда не поехал. Кроме меня, никто не захотел рисковать.

— Он совершенно еще не искушен в жизни, — сказала Мария Стюарт, улыбнувшись.

Чтобы читатель понял всю значительность этой минуты, надо сказать, что казакин того времени был плотно облегающей тело верхней одеждой, которую женщины надевали поверх корсажа и которая, спускаясь до бедер, плотно их обтягивала. Таким образом, он защищал от холода спину, грудь и шею; изнутри казакин бывал обычно подбит мехом, который обрамлял края одежды довольно широкой каймой. Примеряя свой казакин, Мария Стюарт смотрелась в большое венецианское зеркало, чтобы видеть, как он сидит сзади; благодаря этому королева-мать имела возможность развернуть пачку бумаг, которая была такой толстой, что неминуемо привлекла бы внимание ее невестки, не будь она до такой степени занята другим.

— Можно ли говорить об опасностях, когда они уже позади и когда перед тобою женщина! — сказала Мария, обращаясь к Кристофу.

— Ваше величество, я привез счет и для вас, — сказал юноша, глядя на нее и отлично играя роль простака.

Молодая королева окинула его взглядом и заметила, не обратив, однако, на это особенного внимания, что счет королеве Екатерине он вынул из-за пазухи, в то время как ее счет — из бокового кармана. К тому же в глазах юноши она не прочла того восторга, который красота ее обычно вызывала у всех на свете. Но она была так поглощена своим казакином, что даже не задумалась о том, чем могло быть вызвано такое странное равнодушие.

— Забери все это, Дайель, — сказала она своей камеристке, — а счет отдай господину де Версаль (Ломени) и скажи ему, что я велела заплатить.

— Ах, ваше величество, если не последует особого распоряжения от короля или господина гофмаршала, который сейчас там, никто не послушает ваших ласковых слов!