Книга Государь - Александр Мазин

– А ты не хотел бы присоединиться к нам? – спросил Духарев. – Ромеи платят щедро!

– Не могу, – покачал головой Олав. – Напротив, я сам рассчитывал найти здесь поддержку.

– Эй, Трюггвисон! – окликнул гостя Владимир, которому не понравилось, что нурман шепчется о чем-то с Сергеем. – Ты еще не рассказал, почему бросил свои земли в Англии и приехал сюда? Не думаю, что для того лишь, чтобы рассказать мне о вере в Христа.

– Так и есть, – отозвался Олав. – Я не мастак говорить о вере. И приехал я сюда, потому что мне нужны сильные люди, чтобы отвоевать земли моего отца – те шестнадцать больших фюльков, которые когда-то взял под себя мой предок Харальд Прекрасноволосый и которыми теперь правит мой недруг Хакон-ярл. Вот почему я оставил свои корабли зимовать и пешком пришел сюда.

– Если бы ты согласился подождать год, я бы помог тебе, – сказал Владимир. – Дело твое – правое, и Хакон-ярл мне не друг. Если ты и твои люди послужат мне один год, я сполна отблагодарю тебя.

Олав покачал головой.

– Люди моей земли послали в Ирландию человека, чтобы позвать меня, – сказал Трюггвисон. – Вот этот человек, – Олав показал на одного из своих спутников. – Его зовут Торир Клака, и он проделал нелегкий путь, чтобы найти меня.

Духарев поглядел на посланца норвежского народа. М-да. Сергей бы такому не доверил даже лошадь постеречь… Однако ж он сумел убедить Олава, который тоже далеко не лох. Значит, нашлись аргументы.

«Надо будет навести о нем справки», – подумал Сергей.

Ксожалению, связи торгового дома «Духарев и семья» в Норвегии были весьма слабы. Да и время года было неподходящее, так что, когда до Киева добралась кое-какая информация, Олав Трюггвисон был уже далеко. И всё, что смог сделать Сергей, – это проинформировать дядю Олава Сигурда-ярла о том, что Торира послали не друзья Олава, а главнейший его враг – Хакон-ярл.

Тем не менее можно было считать, что Духарев с лихвой отблагодарил Олава за щенков, родившихся от ирландского волкодава[27].

Глава четырнадцатая. Император – против!

Пришли новости из Константинополя. Как и следовало ожидать, идея отдать за Владимира собственную сестру и порфирородную царевну Анну повелителю Византии резко не понравилась.

Суть его ответа можно было свести к одной фразе: «Он там совсем охренел, этот варвар!»

Мелентий пребывал в глубокой печали. Резонно опасался за голову.

Духарев не пробовал его утешить. Он решил зайти с другой стороны.

– Послушай, дружище, – сказал он послу. – Давай я тебе поведаю одну историю, а ты уж, своими словами, перескажешь ее нашему Автократору. Итак, жила-была одна великая империя. С одной стороны ее теснили варвары, но это не страшно, потому что варваров было много, и всех их легко было перессорить меж собой. А вот с другой стороны ее поджимали сторонники пророка Мухаммеда. Вот с этими было сложнее, потому что они были едины. Еще с нею граничили единоверцы-христиане, но они тоже были недружественны нашей империи и предпочитали союзничать с другими государствами, от которых терпели меньше утеснений. И тут случилось так, что варвары тоже решили отступить от своего варварского единобожия и примкнуть к одной из великих вер. И повели переговоры с христианами другой империи. Но это еще полбеды. Хуже то, что они наладили дружбу с миром ислама. И теперь пусть повелитель нашей великой империи попробует представить, что будет, если варвары, о которых мы говорим, тоже уверуют в Мухаммеда…

– Я тебя не понимаю, светлейший муж, – напрягся Мелентий.

– А что тут непонятного? – удивился Духарев. – Князь наш заключил договор с волжскими булгарами-мусульманами. Налаживает торговлю с Хорезмом и Багдадом. – Тут Сергей приврал: это он сам налаживал такую торговлю, но зачем послу знать лишнее? – А если случится так, что он и сам примет ислам?

– Это невозможно! – воскликнул Мелентий.

Последние императоры-воины, Никифор Фока, частично реформировавший армию и военную стратегию, а особенно Иоанн Цимисхий сумели потеснить мусульман: отбили Крит, Сирию, кусок Месопотамии… Но страх имперцев перед последователями Магомета не иссяк.

– Очень даже возможно! – возразил Духарев. – Попробуй донести это до своего господина. Поверь, этот вариант куда хуже, чем Крещение, принятое от императора Оттона. Последователи Мухаммеда не знают жалости. И они очень воинственны. Именно эта вера больше всего подходит нам, русам.

– Но ты же христианин, светлейший! – возмутился Мелентий. – Ты – спафарий императора!

– Именно поэтому я тебе это и рассказываю, – невозмутимо произнес Сергей. – Попытайся дать понять Автократору или хотя бы паракимомену Василию, что единственный способ остановить приобщение Руси к исламу – это Крещение, принятое от Константинополя. А цена этого Крещения – порфирогенита Анна. Она – не только цена жизни и власти нынешнего василевса Василия Второго, да хранит его Господь, но и цена спасения всей империи. Сообщи об этом, Мелентий!

В Большом Дворце должны об этом знать. Так пусть знаю и пусть думают. Если хотят, пусть пришлют сюда епископов и других вероучителей. Но следует поторопиться, чтобы мятежник Фока не опередил всех нас!

– Ты воистину мудр, светлейший Сергий! – восторженно заявил Мелентий и умчался писать доклад.

Духарев же разгладил пышные усы и усмехнулся. Воистину есть просто ложь, наглая ложь, беспардонная ложь и политика.

Труднее было с Владимиром. Рассказ Олава Трюггвисона произвел на князя впечатление. Но вовсе не то, которое хотелось бы Духареву. Владимиру очень захотелось самому поглядеть на чудеса, творимые христианами. На епископа, который носит в руках раскаленное железо, как простую деревяху. На мудрых, которые способны предсказывать будущее таким, как Олав-конунг. Хотелось великому князю увидеть Чудо. Да такое, что затмило бы мелкие фокусы языческих жрецов вроде хождения по горячим углям.

Чуда же Духарев предоставить не мог. В Киеве было несколько священников, которых Сергей Иванович уважал и считал настоящими духовными подвижниками, в отличие от облаченных в рясы «агентов влияния» Византии. Но зримых чудес никто из них не творил, а чудеса духовные, после которых душа очищается и парит, были для Владимира недоступны. Посему в своей религиозной агитации упирал Духарев не на духовную часть, а исключительно на практическую пользу принятия христианства. Вроде уговорил, да. Но весьма опасался Сергей, что обращение Владимира пройдет по варианту великого князя угорского. То есть будет чисто формальным.

Когда же Сергей поделился своими сомнениями с женой, то Сладислава лишь головой покачала:

– Беспокойство твое – зряшнее. Потому что ты, муж мой, в рассуждениях своих забываешь о главном.