Книга Давай поженимся - Джон Апдайк

И обе женщины рассмеялись, словно раскрыли заговор.

Однако руки Салли на солнечном свету снова дрожали. Она провела по волосам, откидывая их назад.

– Почему я должна тебе что-то уступать? Кроме этого лета, у нас с Джерри, возможно, ничего больше и не будет, так почему же я должна от него отказываться?

– Я прошу тебя не ради себя. Ради моих детей. Да и твоих, если угодно, тоже. Ричард ведь отец им.

– Ему на них наплевать.

– Нет такого мужчины, которому было бы наплевать.

– Ты знаешь одного только Джерри.

– Прошу прощения.

– Извини, я забыла. У тебя ведь был этот твой любовничек. Это кажется настолько не правдоподобным.

– Знаешь, Салли, – сказала Руфь, – ты, конечно, женщина роскошная, но у тебя есть один недостаток.

– Всего один? – небрежно переспросила Салли.

– Ты не умеешь слушать. Встаешь в позу и стоишь, не обращая внимания на то, что говорят другие. А я стараюсь быть великодушной. Стараюсь отдать тебе Джерри, если этого не миновать, но так, чтоб мы обе сохранили хоть немного достоинства. У тебя же потом будет лучше на душе, если ты уступишь сейчас. Я ехала сюда с намерением не злиться, не плакать, не умолять, а ты не отступила ни на дюйм. Ты просто не слушаешь меня.

Салли передернула плечами.

– Ну, что я могу сказать? Что я откажусь от него? Я старалась. Он не допустил. Я люблю его. Лучше бы не любила. Мне совсем не хочется причинять боль тебе и твоим детям. Да и Ричарду и моим детям тоже.

– Не очень-то ты старалась, когда летела в Вашингтон.

– Джерри просил меня. Он взял меня с собой.

– Я про второй раз. Тот раз, когда ты сама навязалась ему.

Глаза Салли разъехались в разные стороны – она погрузилась в воспоминания.

– Никак не думала, что это такое большое зло. Мне, конечно, перед тобой не оправдаться. Да и не в нас дело, Руфь. Джерри – мужчина. И я буду принадлежать ему, если он захочет. Но он должен проявить себя мужчиной: прийти и забрать меня.

– Таково твое представление о мужчине, да? Значит, мужчина – это тот, кто бросает своих детей.

Салли взяла чашку, поднесла к губам и тут же поставила на место, так и не отхлебнув. Кофе был холодный.

– Я очень рано, – сказала она, – научилась скрывать определенные вещи. Возможно, это не было заметно, но я жила в аду.

– Не сомневаюсь, – сказала Руфь. – Только этот ад ты сама же и создала.

– Без чьей-либо помощи? Ты тут разглагольствовала о недостатках, точно у тебя их нет. Вы с Джерри слишком долго жили на этом вашем островке, в мире искусства. И ты настолько влюблена в себя, хоть и скрываешь это за изящными манерами воспитанной дамы, что даже не пыталась научиться заботиться о мужчине. Мне, к примеру, пришлось немало потрудиться ради сохранения своего брака, ты же палец о палец не ударила. Ты предоставила Джерри полную свободу и теперь из-за своей самовлюбленности не желаешь примириться с последствиями.

– Я примирюсь с ними, когда надо будет. Но...

– Вот уж не думаю, чтобы это когда-либо произошло. Я чертовски хорошо понимаю, что ты удержишь Джерри, если нажмешь на все тормоза и пустишь в ход детей. Но неужели он тебе нужен такой ценой? Я знаю, что мне в подобном случае Ричард не был бы нужен.

– Я тебе делать внушение не собиралась и сама выслушивать не хочу. Я прошу тебя, по-моему, достаточно вежливо: оставь в покое моего мужа на несколько недель.

Бледное лицо Салли вспыхнуло.

– Вы с Джерри поступаете как черт на душу положит. Оба вы, на мой взгляд, предельно незрелые.

– Я передам ему твои слова. Благодарю за кофе.

Проходя через гостиную, Руфь заметила, что квадратные подлокотники белого дивана протерты, а гравюра Уайеса висит криво. Во дворе на лужайке, нуждавшейся в стрижке, Цезарь опрокинул Джоффри. Мальчик закричал – наверно, не столько от боли, решила Руфь, сколько из страха, что у него снова треснет ключица.

– Цезарь! – рявкнула Салли, а Руфь сказала:

– Ничего страшного. Просто у Джоффри выдалась трудная неделя.

– Я слышала, – сказала Салли.

Руфь посмотрела на Салли, ища в ее лице подтверждения, что разговора на кухне не было; та улыбнулась в ответ. Но когда Руфь уже сидела в машине, а Джоффри хныкал позади, она увидела, как Салли в своих белых брюках опустилась на траву – длинные волосы растеклись по спине – и классическим жестом обняла двух своих детей; рядом с Теодорой дополнительным стражем стоял пес. “Враг отброшен” – так назвала бы Руфь эту картину, но тут включилось зажигание, и смесь бензина и земного притяжения повлекла ее вниз по дороге.

***

Дома она расплатилась с миссис О., которая, накормив Джоанну с Чарли и отправив их на улицу, уселась в качалке подремать. Руфь налила в стакан апельсинового сока, добавила немного вермута и позвонила на работу Джерри. Телефон был занят. Она звонила ему четыре раза на протяжении двадцати минут, прежде чем телефон освободился и она услышала его голос.

– С кем ты так долго говорил? – спросила она.

– С Салли. Она сама мне позвонила.

– Вот это уже подло.

– Почему? Она была расстроена. Кому же ей еще звонить?

– Но ведь я только что просила ее этого не делать.

– И она обещала?

– Не совсем. Она сказала, что считает нас обоих очень незрелыми.

– Ага, она так и знала, что ты передашь мне ее слова.

– А еще что она сказала?

– Сказала, что ты говорила ей, что я по-прежнему тебя люблю.

– А ты что на это сказал?

– Забыл. Я сказал, что, наверное, так оно и есть – в каком-то смысле. Не знаю, почему это должно было ее расстроить – она ведь и сама так считала. Это же ясно.

– А почему это должно быть так уж ей ясно? Ты ведь говорил ей, что любишь ее, ты спал с ней, ты всем своим поведением давал ей понять, что я для тебя ничего не значу.

– Ты думаешь?

– Конечно, детка. Не будь таким тупицей, или садистом, или кто ты там еще есть. Ты же дал ей понять, что любишь ее.

– Ну, конечно, но только мои чувства к ней вовсе не исключают того, что я могу питать чувства и к кому-то еще.

– О, безусловно.

– Ну вот, теперь ты разозлилась. Это безнадежно. Почему бы вам не пристрелить меня и не жениться друг на дружке?

– А мы друг дружке не нужны. Мы попытались было обняться, как сестры, и отскочили друг от друга, как две мокрые кошки.

– Она сказала, ты просила ее какое-то время держаться от меня подальше.

– До конца лета. Мы же об этом с тобой условились.