Книга Бастион. Ответный удар - Сергей Зверев

Вот она – лунное мерцание освещает паркет и дурацкую глиняную вазу под лестницей. Ободрав бока, я вылетела на ограждение. Туловище уже опрокинулось, но руки впились в перила. Задница перетянула (хотя и не здоровая). Перебирая руками, я засеменила вправо и, благополучно попав на лестницу, прыгая через ступени, рванулась вниз. И слишком поздно обнаружила, что по соседней лестнице параллельно мне несется еще кто-то! Очевидно, посетив спальню и найдя в ней пустые стены, он вник в ситуацию и заспешил обратно, полагая перехватить меня не дальше холла. А как я могла остановиться? Проще остановить самолет… Повизгивая от ужаса, я спрыгнула на паркет. На всех парах влетела в этажерку с дурацкой вазой, больно ударилась пузом. Опять заорала как ненормальная. Этажерка не прогнулась, лишь откатилась на колесиках, а ваза из тонкой керамики взмыла ввысь, карамболем ударила в стену и осыпала меня и того, что набегал, мелкими осколками. Тут мы и сшиблись, как Пересвет с Кочубеем. Я еще разглядела в лунном глянце длинный ствол, а чуть выше – приплюснутую голову с вислыми ушами. Да это телефонный мастер, осенило меня. В обед приходил, хотел замочить – вот оно что! Каков наглец! А Тамарка с гренадером не дали!.. От него несло какой-то прорезиненной тканью. Или серой? Задыхаясь, я вырвалась (он, кажется, выдрал клок халата) и упала ему в ноги. Он потерял равновесие, выругался:

– С-сука!..

По-русски! (Или по-чешски? Не знаю, и некогда.) Шмякнулся на осиротевшую этажерку (жардиньерку, по-нашему) и поехал куда-то, гремя железом. Пистолет выпал. А я получила пару секунд на принятие серьезного решения. Единственного, между прочим. Метнулась к стеклянной двери, ведущей на улицу. И запоздало сообразила, что дверь блокирована – для ее открытия нужно воспользоваться либо панелью на кухне, либо пультом наверху. Но крик отчаяния застрял в горле. Что я увидела! В центре стекла вырезано идеально круглое отверстие – сантиметров сорок в диаметре. Вот как он проник в дом! (Он еще и резчик!) Как я туда пролезла – решительно не помню. Изрезанные в кровь пальцы впоследствии свидетельствовали: нет, я не влетела в отверстие рыбкой… Где-то на полпути меня сцапали за ногу, и я повисла головой вниз. Близость свободы поддала жару. «Ситуации в жизни, Дина Александровна, бывают самые разнообразные, – поучал меня в прошлом тысячелетии инженер человеческих душ покойный Аркадий Иванович. – Тем более на вашей новой работе. Помните, в экстренной ситуации женщину может спасти только тот поступок, который банальным мышлением не просчитывается. Только непредсказуемость, запомните это слово. Три-четыре секунды шокового воздействия – поверьте, для умной и быстроногой леди это более чем достаточно. И меняйте ситуацию как вам угодно…» Не знаю, не знаю. Боюсь, Аркадий Иванович никогда не был женщиной. И уж точно – женщиной в экстренной ситуации! Какое шоковое воздействие, если вы, простите, висите как сосулька, и в голове – ну ни одной дельной задумки?.. Одни рефлексы. Слава богу, он сцапал меня за левую пятку. Левая как раз нерабочая. Я оттянула правую и резко ударила. Что-то хрустнуло – не то далеко, не то рядом. Пятка у меня дубовая, затертая, боли я не испытала. Что там произошло? Но повеяло свободой (что встретит радостно… хотя бы у выхода) – пальцы разжались. Крик по ту сторону двери возвестил о начале нового этапа моего бегства. Я замолотила сразу обеими пятками, а потом, извиваясь ужом, обдирая в кровь ноги, полезла дальше…

Через несколько секунд, развевая лохмотья халата, я уже неслась босоножкой по саду и вопила как ненормальная:

– Полиция! Полиция!..

– Поручик Болеслав Кречек, – откозырял рослый полисмен с манерами.

Хомяк, стало быть, по-нашенски. Его щекастая физиономия и вправду напоминала физиономию какого-то разросшегося грызуна.

– А это поручик Годар. Яцек Годар.

Помощник, кургузый и худосочный, согласно закивал. Рот у него был занят. Он как бы невзначай грыз национальный кнедлик (ненавижу, особенно с рыбой) и представлял собой эталон благодушия, что, кстати, характерно почти для всех ментов государства чешского.

Чины пожиже к тому времени уже провели зачистку моей территории и отрапортовали, что все путем, пани погорячилась. То есть никаких посторонних лиц с пистолетами. На паркете, в двух шагах от входной двери, зафиксировали размазанные пятна крови – клянусь, не мои. Мои остались на острых гранях вырезанного стеклорезом отверстия.

– Поздравляю вас, пани, – хмыкнул Кречек. – Сдается мне, вы своротили кому-то нос.

– О, да, – прочавкал Годар. – Нанесли телесные повреждения.

Да уж, кто-то здесь поработал…

– Бедненькая панночка… Экий мерзавец, – тетушка Моржена, добрая бабушка, к которой я рванула за помощью, возмущенно покачала сединами и продолжила вазюкать мои кровоподтеки тампоном с йодом. Содержимое пузырька стремительно таяло.

Я молчала. Все слова были сказаны. И про «телефонного мастера», и про шаги на лестнице, и про отчаянные ночные гонки с преградами. На вопрос, зачем грабителю меня убивать, я совершенно искренне пожала плечами и скорчила, очевидно, такую кислую мину, что все присутствующие чины вздохнули с неподдельным участием.

– Вы не возражаете, если я пойду наверх и немного прилягу? – промямлила я.

– О, конечно, пани! – воскликнул Кречек. – Отдохните до утра, а там мы с вами еще раз поговорим. Ничего не бойтесь, в доме останутся наши сотрудники. Один в холле, другой у калитки.

«Третьего – ко мне в постель», – подумала я…

Разумеется, я не уснула. Голова трещала. Я рылась в таблетках, тупо разглядывала надписи на стандартах. С моим-то умением отличать стафилококк от элеутерококка… Лежала и ничегошеньки не понимала. Что произошло? Попытка ограбления? Нападение многосерийного убийцы? Или еще хуже? Почему он выражался по-русски? Привет из страны вечных кошмаров? Или у меня винтики за шпунтики заезжают?

Сто тысяч почему. Нет, переживать катаклизмы нам не в диковинку. Было и покруче. Наша с Тумановым одиссея на тайной базе, занимающейся психологической обработкой сограждан, невзирая на прошедшие годы свежа в памяти и уходить оттуда не намерена. Такие ужасы не проходят. Помню, в первый год своего прозябания в эмиграции, когда очень хотелось кушать, я даже написала роман о произошедших с нами несчастьях, озаглавив его крайне туманно: «Точка возврата», и, естественно, потащила эту лабуду в ближайшее издательство, где попыталась сбагрить.

– Блестящая фантастика, пани, – одобрил мой шедевр умудренный залысинами редактор. – Вашему воображению просто позавидуешь. Какой колорит! Какие образы!

– А какое жгучее противостояние добра и зла… – робко вставила я.

– Безусловно, – умудренный редактор лучезарно осклабился. – Одного я не пойму, дорогая пани. При чем здесь точка возврата? На языке специалистов, если не ошибаюсь, означенная точка предполагает некую фазу, этап или определенный участок пространства, откуда еще не поздно вернуться, дабы не дать ситуации зайти слишком далеко, так? У героев же вашего романа такой точки нет. А если и была на начальной фазе, то они об этом не знали, верно? Откуда такой выбор, пани?