Книга Запах полыни. Повести, рассказы - Саин Муратбеков

первом письме Токтар сообщал, что ранен и лежит в военном госпитале. Ранение легкое, утешал он, пуля слегка поцарапала бок. Старуха уже знала письмо наизусть и все же слушала его, будто впервые, будто оно на этот раз могло открыть ей что-то новое.

— Светлячок мой… Сколько же он вытерпел? Только подумать, как больно ему, — пробормотала она, когда Самат дочитал первое письмо, и подбородок ее задрожал.

— Да погоди же, не плачь. Пусть Самат прочитает другое, — остановил ее Шымырбай.

В другом Токтар писал, что тяжелое состояние миновало, он пошел на поправку.

— Вот чертенок, весь в меня, — одобрительно заметил Шымырбай. — Бывало, нечаянно тяпнешь по руке ножом, кровь хлещет струей. А смотришь, через дня два не видно и царапины.

— Все бы тебе хвалиться, ты готов говорить о себе целый день, — сказала старуха, вытирая глаза краешком платка.

Письма напоминали сводки о здоровье Токтара. В третьем он извещал, что уже поправился, но пока еще его держат в госпитале. В четвертом он уже поехал на фронт, набравшись сил, готовый отомстить фашистам. В пятом Токтар уже мстил, ходил в первую атаку на окопы противника. Под градом пуль.

Услышав про это, старуха снова заплакала.

Шестое и седьмое письма тоже пришли с передовой. С тех пор минул целый месяц, но Токтар молчал. Словно между ним и родным домом оборвалась связующая нить.

К концу чтения разволновался и старик Шымырбай. Стараясь скрыть свои переживания, он поднялся с кошмы, начал хвататься за вещи, хранившиеся под навесом. Вот снял хомут и, не зная, что с ним делать, повесил на место, потрогал чересседельник, повертел мотыгой и очень удивился, обнаружив ее в своих руках.

А старуха его едва успевала вытирать слезы, горестно шептала:

— Жеребеночек мой… Где он теперь? Что с ним? Ох, недоброе чует мое сердце… ох, недоброе…

А наши думы в это время витали вокруг бахчи. По недомыслию своему мы не понимали, из-за чего так расстраиваются Шымырбай и его жена. Токтар поправился и теперь бьет фашистов. А не пишет он, конечно, потому, что все время ходит из атаки в атаку, и уж когда тут письма писать?

Погоревав, старуха пошла умылась, уже по-настоящему расстелила дастархан, положила лепешки и на этот раз налила каждому по полной чашке айрана.

— Пейте, милые мои, на здоровье. Хотите еще? — приговаривала старуха и подливала в чашки айран.

Мы опустошили ведро, съели все лепешки. И хотя наши животы стали похожими на шары, нам казалось, что это только начало начал. В конце концов мы не айран пить пришли, а есть арбузы и дыни.

— Спасибо, дети, вспомнили о нас, стариках, — растроганно сказал старик Шымырбай. — Ну, а еще какие у вас сегодня дела?

Мы недоуменно переглянулись. Какие еще могли быть дела, кроме арбузов? Неужели он забыл за это время? Обычно после айрана и лепешек он сам вел нас на бахчу, а сейчас старик почему-то не торопился и еще спрашивал про дела. Может, и вправду Шымырбай так состарился, что запамятовал о самом главном? Тогда нам следовало напомнить самим.

Но мы не знали, как это сделать, ерзали на кошме, толкали друг друга в бок, шептали:

— Скажи ты… Нет, скажи ты…

А потом вспомнили, что привел нас сюда Ажибек, и уставились на своего предводителя. Пусть он и скажет.

— Мы бы еще поели арбузов и дынь, — прямо сказал Ажибек, как говорят: «сбросил слова с верблюда».

И мы, как этот верблюд, облегченно вздохнули. А Шымырбай засмеялся:

— Так вот какие у вас дела? Да только вы поторопились, ребята. Дыни еще не поспели. Арбузы пока еще белые.

Боясь поверить ему, мы повернулись к бахче. Там, шагах в ста от нас, на вскопанной земле виднелись огромные, точно казаны, арбузы.

— Сомневаетесь? — снова засмеялся старик Шымырбай. — Ну, конечно, отсюда не видно. Ну, тогда взгляните сюда! — и он подвел нас к арбузу, в бледную сердцевину которого лениво тыкался мордой осел.

— Убедились? — спросил Шымырбай, подтолкнув ногой арбуз к нам поближе. — Бычок вчера сорвал. Ну и пришлось отдать ослу. Да и он, как видите, не очень-то ест. Разбирается!

Мы не сводили глаз с арбуза. Он казался нам достаточно красным и необычайно сладким на вид. Просто этот осел ничего не понимал в арбузах. А наш предводитель так и навис над арбузом — вот-вот упадет на него.

— Давайте условимся так: приходите дней через десять. Тогда уж арбузы будут сладкими, как мед. И я вам скажу: «Ешьте сколько влезет!» Ну как? Договорились?

Но мы словно оглохли. Ажибек обещал нам арбузы и дыни, и мы все еще надеялись…

— Разве не видишь, они не верят, — сказала Шымыр-баю его жена. — Сорви еще один, разрежь и покажи. Что ты жалеешь зеленый арбуз?

— Ты думаешь, что ты говоришь? — рассердился Шымырбай. — Кто же рвет незрелые плоды? Для чего же их растят, по-твоему? Они же сами потом этот арбуз спелым съедят, глупая твоя голова. Ну вот что, ребята, будет так, как я сказал. Придете через десять дней, и не раньше.

Мы поняли, что старик заупрямился и теперь его никак не переубедишь, и понуро побрели из лощины. Солнце уже сползало за горизонт. Наши тени смешно вытянулись к горизонту. Руки болтались у теней, точно плети. Ноги переступают, словно ходули. Головы стали похожи на злосчастные дыни, которых нам так и не удалось поесть. И все же мы невольно хохочем, сравнивая тени друг друга. Одну со ступой, другую с ящерицей, стоящей на задних лапах… Третью с кузнечиком-великаном… Словом, с чем только не сравниваем! Детская фантазия безбрежна!..

Поднявшись по извилистой тропе из лощины, мы разом оглянулись назад. Отсюда дом Шымырбая казался маленьким, приземистым. Дым