Книга Волчья звезда - Мария Галина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
… К этому времени Улисс уже расправился с часовым. Он встал, пошатываясь — видно тот его все-таки здорово потрепал. Тело осталось неподвижно лежать на земле.
— Паршиво… — сказал он. — Пришлось его убить. Иначе бы с ним никак не справиться… Не думал, что кто-нибудь способен так драться…
Я сказала:
— Все равно ты долго возился. Я уж думала, придется помочь.
— Все потому, что я пытался его вырубить. Не смог.
— Ну и ладно, — успокоила я его, — пошли. Нужно торопиться — может, они подают какие-то сигналы время от времени…
Улисс огляделся.
— Нужно связать их чем-то, пока они не подняли тревогу.
Я сказала:
— Уже не нужно.
Он вытаращился на меня, в голосе его звучал ужас.
— Ты что?
— Они убили всех наших. А я убила их.
— Беспомощных?
— Не будь они беспомощны, так бы они меня к себе и подпустили бы!
Он вздохнул. Казалось, он не может заставить себя заговорить со мной. Потом все-таки сказал:
— Ладно, теперь уж ничего не поделаешь. Пошли. Только не делай ничего без моего разрешения.
Если я буду ждать его разрешения, мы недалеко уйдем, подумала я. Но спорить с ним не стала — что толку время тратить? А потому только спросила:
— Большой шатер видишь? Вон там, рядом с коновязью?
Шатер стоял чуть на отшибе, пламя костров едва освещало его. За ним громоздились телеги, образующие передвижной заслон вокруг лагеря, а еще дальше мягко серебрилась водная гладь.
Он сказал:
— Да.
— Он говорил, она там, твоя Диана. Пошли, что ли?
И мы, пригнувшись, стали спускаться с холма.
* * *
Стояла глубокая ночь, но лагерь был наполнен голосами — у костров раздавался смех и мерный грохот кожаных барабанов кочевников. В дыму сновали гибкие тени. Но все это творилось в окруженном палатками сердце лагеря — окраины его терялись во мгле. Коновязь была пуста — большая часть лошадей паслись на выгоне под охраной пастухов и собак, лишь пара жеребых кобыл тихонько фыркала, уткнувшись носом в кормушки. За коновязью темной громадой высился женский шатер, там, внутри, горела масляная плошка, и свет пробивался сквозь щели полога.
Мы легли в траву за коновязью и какое-то время наблюдали за входом — но полог оставался на месте; из шатра никто не выходил.
Я обернулась к Улиссу:
— Что ты предлагаешь? Он нерешительно ответил:
— Не знаю. Я надеялся, что она выйдет. Может… позвать ее?
— Этого еще не хватало!
Я поняла, что никакого толкового плана у него не было. Мы влезли в лагерь кочевых, рассчитывая только на удачу — глупее не придумаешь. Но отступать было поздно, да, в общем-то, и незачем.
Я сказала:
— Подожди здесь. Я попробую пробраться в шатер. Там все новенькие, и, если к ним даже и поставили старшую, она не успела всех запомнить.
Сперва он вроде как обрадовался, но потом, похоже, ему стало стыдно. Он нерешительно сказал:
— Но это же опасно. Я пожала плечами.
— Какая разница? Ты что, так и не понял? Мне же все равно не жить — куда я без своего племени… А так, по крайней мере, удастся им отомстить — хоть как-то…
На самом деле месть выглядела какой-то несерьезной — подумаешь, бабу украли!
— Это не так! — пробормотал он. — Ты…
Я сказала:
— Ладно. Потом.
И, пригнувшись, скользнула в траву.
У коновязи стояла бадья с водой — я ее подняла и уже открыто двинулась к шатру. Я рассчитывала на то, что, если скрывающийся, крадущийся человек и вызовет подозрение, то никто не обратит внимания на рабыню-малолетку, которая, надрываясь, тащит бадью чуть не больше ее самой. Меня вполне могли погнать за водой из того же женского шатра — дело-то обычное.
Я оказалась права — никто меня по дороге не остановил. Я откинула полог; в шатре было полутемно, женщины шептались и всхлипывали, но меньше, чем я ожидала — многие попали сюда из самых разных Домов и были незнакомы друг с другом. Понятное дело, связывать их никто не стал — они находились в шатре свободно; уйти им все равно было некуда.
Все они были молодые, одна лишь старуха, дремавшая в углу, явно была из кочевых; видимо, ей полагалось присматривать за пленницами, но она тоже здраво рассудила, что бежать им некуда.
Плошка горела неподалеку от входа — задняя стенка шатра терялась в темноте, но взять фонарь и осмотреть пленниц я не могла — такое своеволие наверняка вызвало бы справедливые подозрения. Потому я оглядела тех, что поблизости — молодые женские лица, возбужденные и испуганные, но ни одного знакомого. Дианы среди них не было.
Тут я услышала, как кто-то тихонько меня окликнул:
— Выпь!
На всякий случай, я придвинулась ближе к выходу, вглядываясь в полумрак.
Но это была не Диана; в полутьме я разглядела незамужнюю молодую женщину из нашего Дома. Ее, кажется, звали Иволга — знала я ее не слишком хорошо, потому что с тех пор, как меня определили к Хранителю, на женских посиделках я почти и не бывала.
Она спросила, впрочем, без особого любопытства:
— Что ты тут делаешь?
Ее, похоже, устроил бы любой ответ, и потому она не удивилась, когда я сказала, что пошла за кочевыми. Она только лениво поинтересовалась:
— Думаешь прибиться к ним? На что ты тут нужна?
Сама она была здоровая, красивая и вполне могла надеяться на то, что кто-то из кочевников заберет ее в свой шатер. Но, поскольку соперницы во мне она не видела, голос ее звучал вполне миролюбиво.
Я сказала:
— Может, воду носить?
— У них тут есть кому воду носить, — отрезала она. Но, сжалившись над моим несчастным видом, сказала:
— Может, я замолвлю утром за тебя словечко. До утра было еще далеко, и я спросила:
— А что с остальными? Ты не видела Хранителя?
Она сказала:
— Видела. Его протащили за лошадью. Потом веревки обрезали, но он уже не шевелился.
И пояснила:
— Он ведь был уже очень старый.
Кочевые забирают к себе только тех, кто на что-то еще годен, потому я не удивилась. По крайней мере он погиб от рук чужаков, а не людей из своего Дома.
Ей, похоже, все-таки было здесь не очень уютно, потому что она продолжала — видно, хотелось поговорить с кем-то знакомым:
— Звездных тоже порезали, знаешь?
Я сказала:
— Да.