Книга Мальчуган - Нацумэ Сосэки

Он закачался на ветру и полетел в сторону деревни Аиои. Наверно, опустился где-нибудь возле храма богини милосердия.

Собралась огромная толпа, во время парада такой не было. Даже не верится, что в провинции живет столько народу, – просто кишмя кишит. Правда, умных лиц попадалось не очень-то много. Тем временем начались эти знаменитые пляски Коти. Мне сказали: танцы, и я подумал, что увижу нечто вроде танцев Фудзима, но это была большая ошибка.

Мужчины с повязками на голове, одетые в туго-накрахмаленные хакама, выстроились на подмостках в три ряда, по десять человек. Эти тридцать человек, все с обнаженными мечами, произвели на меня потрясающее впечатление. Расстояние между рядами было не больше полуметра. Промежутки между танцорами, стоявшими в одном и том же ряду, были, пожалуй, и того меньше. Лишь один человек стоял на краю сцены, отдельно от рядов. Он тоже был в хакама, но без повязки на голове; вместо обнаженного меча у него был барабан, висевший на груди. Вскоре этот актер звонко, нараспев, прокричал: «Ияа! Хаяа!» – и затянул какую-то странную песню, отбивая такт на барабане: «боко-бон, боко-бон!» Напев был диковинный. Казалось, что в нем сочетались и песня уличного жонглера, и буддийские песнопения. Мелодия была тягучая, как тянучки в летнюю жару, и какая-то расслабленная, но во время пауз вступал барабан: «боко-бон, боко-бон» – и это придавало напеву однообразную ритмичность. Повинуясь этому ритму, тридцать обнаженных мечей, сверкая, мелькали так быстро, что при одном их виде сердце замирало. Живые люди, каждый из которых отделен от другого сбоку и сзади расстоянием в полметра, все как один размахивают острыми мечами, а ведь если кто-нибудь собьется с такта, то заденет и поранит своего товарища. Стоять на одном месте и только размахивать мечом взад и вперед, вверх и вниз – это бы еще не опасно, но ведь здесь все тридцать человек то одновременно делают выпад и поворот в сторону, то поворачиваются кругом, то приседают. Если кто-нибудь из стоящих рядом жонглеров сделает движение хоть на секунду быстрее, чем нужно, или хоть на секунду запоздает, то ему, чего доброго, могут нос отрубить. А у соседа, не ровен час, и голова с плеч слетит. Движения блестящих мечей совершенно свободны, но пределы этих движений ограничиваются пространством меньше чем в половину квадратного метра. Мало того, каждый меч должен вращаться с той же скоростью и в том же направлении, что и мечи справа, слева, сзади и спереди. Я был поражен. Куда токийским пляскам до этих! Когда я стал расспрашивать, мне рассказали, что даже у очень искусных мастеров не всегда легко получается такой ритм. А особенно трудно приходится тому жонглеру, который отбивает такт на барабане. И движенья ног, и работа рук, и приседания тридцати человек определяются одним только этим «Боко-бон!» И что удивительнее всего – со стороны кажется, что этот молодец совершенно беззаботно и весело распевает свое «Ияа! хаяа!», а на самом-то деле у него очень ответственная и трудная роль.

Мы с «Дикобразом» с восторгом смотрели, не отрываясь, на эти пляски, как вдруг с другой стороны, невдалеке от нас, послышался громкий боевой клич; в публике, до сих пор тихо и мирно созерцавшей выступление на подмостках, сразу же возникло волнение, толпа беспокойно начала передвигаться из стороны в сторону.

Раздались крики: «Дерутся! Дерутся!» И в ту же минуту, проталкиваясь между локтями, к нам подбежал брат «Красной рубашки».

– Господин учитель! – крикнул он. – Опять драка! Школа решила отомстить за утреннее поражение и снова затеяла бой с ребятами из педагогического. Идите скорей! – Выпалив все это, он нырнул в толпу и куда-то исчез.

– Вот надоели мне эти мальчишки, – буркнул «Дикобраз», – опять начали! Надо ж и меру знать!

И он пустился бежать, лавируя между прохожими. Нам нельзя было только наблюдать, видно, он хотел утихомирить мальчишек. Ясное дело, что я и не подумал оставаться в стороне. Вслед за «Дикобразом» и я бросился на место происшествия.

Драка была в самом разгаре. «Педагогических» ребят было человек пятьдесят – шестьдесят, а школьников, наверно, втрое больше. Воспитанники училища были в форменной одежде, а школьники после парада все переоделись в японское платье, так что враждующие стороны сразу можно было различить. Однако в пылу сражения все перемешались, то сцепляясь, то разделяясь, и уже невозможно было понять, кого куда растаскивать.

«Дикобраз» некоторое время наблюдал этот хаос с таким видом, будто хотел сказать: «Что же делать-то, черт возьми!». И действительно, что было делать? Придет полиция – хлопот не оберешься.

– А ну, давай разнимай их! – крикнул он мне.

И я, не говоря ни слова, ринулся в самую гущу потасовки.

– Перестаньте! Бросьте! – заорал я. – Вы же школу позорите своим хулиганством! Да перестанете вы?! – еще раз крикнул я и стал проталкиваться на линию границы между противниками, но это оказалось не так-то просто. Я продвинулся на два-три шага и застрял – ни взад ни вперед. Прямо передо мной рослый парень из педагогического училища дрался с школьником лет пятнадцати-шестнадцати.

– Стой! – завопил я и, схватив парня за плечо, хотел было силой разнять их, но в этот самый момент кто-то снизу поддал мне под ногу. Застигнутый врасплох, я отпустил воспитанника и плашмя грохнулся на землю. Какой-то мальчишка в жестких ботинках прыгнул мне на спину. Опираясь на обе руки и на колени, я сначала встал на четвереньки, потом вскочил на ноги, а мальчишка покатился с моей спины и упал. Поднявшись, я огляделся и не дальше чем в пяти-шести шагах от себя увидел огромную фигуру «Дикобраза».

– Стойте! Стойте! Прекратите драку! – кричал он, тщетно пытаясь выбраться из свалки.

– Эй! Совсем плохо дело! – окликнул я его; но он ничего не ответил – наверно, не услышал.

Неожиданно камень, со свистом прорезав воздух, ударил меня в скулу, и в тот же миг кто-то треснул меня сзади палкой по спине. Раздались голоса:

– Куда лезешь, а еще учитель!

– Бей его, бей!

– Ребята, да их всего двое, учителей-то! Один большой, а другой маленький!

– Камнями их!

– Эй, вы! Не смейте грубить! Деревенщина, а туда же! – закричал я и быстро ухватил за волосы стоявшего рядом воспитанника. Опять просвистел камень; на этот раз он только слегка задел мою стриженую голову и упал где-то сзади.

Что происходило с «Дикобразом», мне не было видно. Что оставалось делать? Сначала сам ввязался, чтоб прекратить эту драку, а теперь сбежать, испугавшись, как бы меня не побили и не забросали камнями? За кого они меня считают? Хоть я росту небольшого, но на поле боя совсем не новичок!

И, подумав так, я снова принялся как попало раздавать и получать тумаки.

Но тут раздался крик:

– Полиция! Полиция! Бегите, бегите!

До сих пор здесь пошевельнуться