Книга Стрела в сердце - Дженнифер Блейк

Она посмотрела на мужа. Он молча направлялся к ней, пугая своим видом и глазами, выпученными от вожделения.

Он навис над ней и стал срывать руками ее одежду.

Кэтрин проснулась от ужасной головной боли. Приподняв голову, она застонала. Подушка под головой была твердой, не та, на которой она всегда спала. Пространство вокруг казалось каким-то огромным, было холодно и сыро. Кровать также была не ее. Где-то снаружи шел дождь, даже не дождь, а ливень.

Она с трудом и постепенно открыла глаза. Давила темнота, словно она ослепла. В голове стучало. С трудом вытащив руку из-под одеяла, она еле удержала ее на весу. Дотронувшись рукой до головы, Кэтрин смогла убедиться, что голова цела и нормального размера, но прикосновение отдалось в ней новой нестерпимой болью. Холод сковал руку, плечо, грудь, забрался под одеяло. Все это было очень странно, но она пока была не в состоянии ни о чем думать.

Но потом она поняла: на ней не было одежды, она была под одеялом голой и поэтому так замерзла.

Память восстанавливалась. Башня. Жиль. Разлитое вино.

Таблетки в вине, другого объяснения не было. Она много раз читала подобное в газетах, о молодых людях, побывавших в сомнительных кварталах Нового Орлеана и принужденных выпить мерзкую жидкость, от которой они потом теряли сознание. Кто-то приходил в себя в темных закоулках и без денег, а кто-то оказывался на полубаке какого-нибудь корабля на другом конце земли.

Жиль. Почему он сделал это? Чего он этим пытался добиться?

Конечно же, без сознания она оказалась беспомощной. Он сорвал с нее одежду. А что еще он делал? Что он позволил себе с ней сделать?

Кэтрин попыталась сесть. Она словно поднималась из-под каменной стены, пытаясь снять с себя одеяло. Слабость вызвала тошноту. Еле-еле преодолев ее, она сползла с кровати и села у подножия, откинув голову на матрац. Она дрожала от слабости и от холода. Башня. Она все еще была в башне. Она не ослепла, просто здесь не было света. Его-то и днем было очень мало, не говоря уже о дождливой ночи.

Сколько времени она здесь? Где были все? Они уехали без нее? С большими усилиями она стала на ноги. Волосы расплелись и окутали обнаженное тело. Понемногу она приходила в себя, прислушалась, все ли с ней в порядке. Внутри ничего не болело, не раздражало. Кровоподтеков не было. Жиль, слава богу, ничего с ней не сделал, только сорвал одежду.

Почему? Почему он вдруг решился на это? Наверное, только чтобы испугать и унизить ее, так было легче подчинить ее себе. А где же он сам? Где остальные? Все уехали, оставив ее одну?

Если она сообразит, где именно, в какой части башни находится, то, возможно, ответит хоть на какие-то вопросы.

На столике около кресла стояла свеча и ящик для фитилей, подумала она. Если бы только дотянуться до нее, она зажгла бы свечу. Она ощупью, шаг за шагом, двигалась, потом, оторвавшись от кровати, шагнула в темноту. Она еле передвигала ноги по паркету, вздрагивая от холода и боясь наступить на осколки бокала.

Вдруг она споткнулась о что-то толстое, длинное и жесткое. Ей даже показалось, что она услышала тихое эхо, похожее на стон. Она упала вперед, подставив руки, чтобы смягчить удар. Одной рукой зацепилась за подлокотник кресла, головой ударилась о спинку, затем сползла на пол, ударив колено. Рухнув, она боролась со слезами, тошнотой и дикой головной болью, но в то же время из последних сил стараясь прислушаться к звукам в комнате.

В башне стояла жуткая тишина, единственным шумом было ее тяжелое дыхание. Спустя несколько минут она, стиснув зубы, заставила себя подняться. Одной рукой она держалась за кресло, а другой снова пыталась нащупать свечу.

После всех мучений это оказалось на удивление легким. После третьей попытки слабый огонь охватил ватный фитиль, и когда он немного разгорелся, она словно выиграла большую битву. Держа свечу перед собой, Кэтрин стояла и слабо улыбалась.

У ног вдруг раздался звук. Она отошла от кресла, стараясь рассмотреть, что бы это могло быть. На полу лежало то, о что она споткнулась, — свернутый турецкий ковер, который, она знала, был у Жиля в кабинете. В него был завернут человек по плечи, словно он боролся и пытался высвободиться. Руки его были связаны у груди, а во рту торчал кляп. Волосы были выпачканы кровью, а один глаз посинел и распух, закрывшись. Другим, открытым, он смотрел на нее, словно никогда не видел женщины и уже потерял надежду когда-либо снова ее увидеть. Он так же, как и она, был обнажен.

Это был Рован.

Глава 10

Она тут же задула свечу. Она не хотела, просто так получилось, инстинктивно, ведь она в таком виде выставила себя напоказ перед человеком, который все-таки был для нее чужим.

И тут же пожалела. Ведь ее одежда лежала где-то в комнате, на кровати или на стуле, а без света она только зря потеряет время. А ей нужно торопиться, ведь неизвестно, сколько времени Рован лежал связанным на бетонном полу, без одежды.

— Простите, — сказала она в темноту, — я сейчас, через минуту.

Ответа не последовало. Она поплелась к кровати, где отделила простыню от покрывала и обкрутила одной из них себя, словно тогой, перекинув один край через плечо.

Затем, вернувшись к столику, она снова зажгла фитиль и поднесла его к свечам в напольных канделябрах. Проделав все это, склонилась над Рованом. Сначала вынула кляп. Он наблюдал за ней, когда она пыталась развязать руки. Внимательный взгляд скользил по распущенным волосам, по обнаженному плечу с мягким отблеском от свечи, по ее лицу.

До сего момента он горько и беззвучно проклинал судьбу, башню, больную голову и собственную глупость. Теперь ему стало значительно лучше, и он подумал о возможной компенсации… Мысль о форме, которую она может принять, была достаточна, чтобы затаить дыхание и пассивно лежать. Во рту было сухо от недавнего кляпа.

— У вашего мужа довольно странное чувство юмора, — сказал он.

— Я не думаю, что он намеревался пошутить. — Кэтрин едва смотрела на него. Развязывая, она не смогла избежать прикосновений к груди и животу. Его кожа была прохладной, но она-то узнала прошлой ночью, какой жар таится под ней.

Более того, она не могла не смотреть на пограничную линию между темной грудью и светлой нижней частью тела. Оно было разрезано линией волос, треугольником спускавшейся от груди и исчезавшей где-то под ковром. Желание последовать рукой за этой линией туда, под ковер, было так в ней настойчиво, что пришлось сильно прикусить губу, чтобы подавить его.

— Вы знали о его намерениях? Был ли он настолько любезен, чтобы проинформировать вас? — Допрос Рована был не настойчив, словно он интересовался предшествующими событиями всего лишь из вежливости.

— У него навязчивая идея, — коротко ответила она.

Рован изучал ее лицо.

— А, вы думаете, что здесь мы должны воплотить его идею о жеребце и кобыле, а это наша конюшня с запертыми воротами?