Книга Я присмотрю за тобой - Галина Геннадьевна Черкасова

в офисах.

От жары и боли мутило. Ира подождала, пока псы справят нужду, и потащила их домой.

У подъезда стояли Сергей с Шиловым и о чем-то горячо спорили.

— А я тебе говорю — на актерстве много не заработаешь! — возмущался агент. — Продюсировать надо, знаешь ли, деньги вкладывать.

— Да куда их вкладывать? Ты сам-то смотришь, что сейчас снимают? А от артхауса отдачи никакой. Разве что мыло или стекляшка.

Ринувшийся вперед Мэв запрыгал вокруг хозяина.

— Не будь так катего… — Александр обернулся и вытаращил глаза. — Боги мои и чужие, Ирина! Что случилось?!

— В аварию попала, — Ира в знак приветствия кивнула Шилову. — Вы разве не знаете?

Тот, приподнял шляпу и недовольно посмотрел на Сергея.

— Кто бы мне ещё сказал.

— Меньше знаешь… — актёр пожал плечами. — Ирин, ты почему домой не поехала? Тебе отдыхать надо.

— Некогда, — буркнула Ира и потянула собак в подъезд. Сергей придержал дверь и вошёл следом.

— Подбросить тебя до дома?

— Мне на уборку.

— А отдохнуть сегодня? Взять отгул?

— Уже поздно просить замену.

— Ну, за один день в грязи не зарастут.

Ира нажала кнопку вызова лифта.

— Ничего страшного. Бывало и хуже.

Сергей отчего-то отвёл глаза.

В лифте они ехали молча, молча зашли в квартиру. Ира занялась собаками, а потом обычными вечерними делами. Сергей поужинал вместе с Раей и зашёл в "кошачью" комнату, когда Ира уже почесывала Шерифа на прощание.

— Поехали.

— Куда? — она резко подняла голову и часто заморгала.

Сергей кивнул на дверь.

— Полы мыть.

— Глупости не говорите.

— Мне помочь тебе нельзя?

— Нет. Это моя работа.

— Серьёзно? Не хочешь, чтобы я за тебя помыл полы?

— А вы умеете?

Сергей закатил глаза.

— Вот и посмотришь. Дядечку ещё того, сурового, повеселю. Пошли.

Только выйдя на улицу и направившись к внедорожнику, Ира опомнилась.

— А что с фордом? Куда мне нужно ехать? В страховую? Сколько я вам должна?

— Нисколько. Садись, — он открыл перед ней дверь. — Никуда тебе не надо, и ничего ты не должна. Штатная ситуация.

— Сергей, — Ира собралась с духом и, когда актер занял свое место, серьёзно посмотрела на него, — мне очень приятна ваша забота, но вы ставите меня в неудобное положение.

— Да брось, — он завёл машину. — Это все ерунда. Свои люди — сочтемся.

Ира откинулась на спинку сидения и отвернулась.

Зачем она ему?

Зачем все это внимание, ведь ничего же не выйдет, и они окажутся в тупике.

Уже оказались.

Но Ира молчала. В этом тупике, вопреки здравому смыслу, она хотела задержаться.

Сергей мыл полы на совесть. Дабы избежать неловкого молчания, он включил музыку на своем смартфоне и таскал его из кабинета в кабинет. Ира ходила за ним и вытирала пыль. Клонило в сон, да так, что она едва не отключилась, протирая подоконник и прижавшись лбом к стеклу. Николай Михайлович в край утомил её своим "фейерверковым" настроением. Он, как увидел Сергея, так и застыл с открытым ртом. Потом были фотографии, автографы, расспросы, звонки жене и детям. Сергей великодушно поговорил со всеми и даже спел — красиво и душевно песенку про добро из какого-то детского фильма. Но кое о чем попросил и он сам.

— Только никому не говорите, чем я тут занимался. Сами понимаете, раздуют историю до небес. Девочке прохода давать не будут.

— Да, конечно, понимаю! — Николай Михайлович тряс руку Сергея. — Какой же вы человек! А говорят — звезды все нос задирают. Мировой вы человек! Да вы пейте чаек, пейте! И печенье берите.

Ира молча наблюдала за Сергеем. Он и правда ни разу за весь почти час общения с Николаем Михайловичем не выказал недовольства, не бросил в сторону охранника раздраженный взгляд, не закатил глаза. Со стариком он был таким простым, таким… понятным. И вот теперь, тихо подпевая себе под нос, актёр орудовал шваброй, аккуратно собирая мусор и не оставляя ни сантиметра пыли. Он даже протер плинтуса…

— Не устали? — слабо улыбнувшись, спросила Ирина, отстраняясь от прохладного стекла и складывая тряпку.

— Нет, что ты, — Сергей выпрямился, развел плечи, откинул голову назад. — Но швабра коротковата. А ты как?

Он обернулся. Ира, прищурившись, смотрела не него, и улыбка не желала сходить с губ. Он здесь, в её разбитой жизни, в её яви упущенных возможностей, в её наполненном страхами одиночестве. Он здесь, и ей хорошо. Но что делать, чтобы было хорошо и ему?

— Может, наденете все-таки перчатки?

— Каким образом? Они слишком маленькие.

— Есть побольше.

— Нет, в них неудобно, — ответил актер, опуская швабру в ведро.

— Сергей, — Ира запнулась, раздумывая, не слишком ли неуместной будет сейчас её просьба.

— Да? — он снова посмотрел на неё.

— А вы можете спеть ту песню…, - под его взглядом она окончательно смутилась и, покраснев, отвернулась к окну. — Хотя нет, не надо. Это я так… Песня хорошая… Из детства…

В отражении на стекле она увидела, как Сергей, пожав плечами, снова занялся мытьем полов.

— Спроси у жизни строгой, какой идти дорогой…*

Ира вздрогнула от звука его голоса в пустой аудитории и закрыла глаза.

Неужели так читать стихи и петь учат в Театральном? Или это талант, когда песней, словно некой формой заклинания, человек способен изменить тонкий мир вокруг и внутри внемлющих ему людей? Наверное, только так и можно почувствовать душу. Наверное, только так и можно к ней прикоснуться.

— Иди, мой друг, всегда иди дорогою добра.

_____________

песня "Дорогою добра" из к/ф "Маленький Мук"

Глава 10

Свеча дрожит в трясущихся руках матери, и язычок пламени, будто танцуя, тянется то в одну сторону, то в другую. Мать прикрывает огонёк ладонью, пытаясь защитить от ветра. Но он все равно гаснет. Мать зажигает его снова и снова.

Когда свеча горит, кажется, что вокруг очень темно. В храме на самом деле царит сумрак. Из распахнутых дверей летит порывистый ветер и несёт с собой терпкие запахи трав, пыли и дождя. К концу лета вернулись грозы.

Священник нараспев читает молитву. Что-то про избавление от вечных мук.

Вечные муки — ей? А что полагается тому, кто её убил?

Воск капает на руку. Сергей только крепче сжимает толстую свечу. Та гнется. Мать чуть поворачивается к нему и протягивает свободную руку. Он отдаёт свечку и уходит.

Небо затянуто тучами. Стрижи чёрными всполохами мелькают у куполов.

Сколько лет прошло?

Двенадцать.

Двенадцать лет. А он помнит каждое мгновение того бесконечного дня.

— Сережа! Сережа! — мать кричит в трубку так, что он сразу все понимает. — Сережа! Они говорят про экспертизу, какой-то