Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта - Клиа Кофф

республику от австрийской до греческой границы, эта трасса связывала Загреб и Белград. Во время войны она была закрыта, а сейчас по ней не ездил практически никто, кроме автомобилей ООН. Редкие «местные» машины в основном ехали нам навстречу – груженые, возможно, они направлялись к Адриатическому побережью.

…Мы ехали уже пять часов, и я задумалась, может, мы пропустили нужный поворот, а то и несколько. Когда мы наконец окажемся на границе с Боснией? Наш конвой остановился для рекогносцировки, и это вызвало у людей некоторое напряжение. Не добавил радости и Косме, который извиняющимся тоном сообщил, что бывал в Боснии всего раз и «не за рулем», поэтому ему трудно ориентироваться по неофициальным знакам, которые обозначают направление к переправе через реку в Боснию. Я решила растянуть на подольше запас вяленой говядины и шоколада, собранный мной и Дэвидом.

Карты у меня не было, поэтому, когда мы пересекли узенький временный мост через красивую широкую реку (позднее я узнала, что это Сава), я решила, что мы почти добрались до Тузлы. Американские солдаты, охранявшие мост и контролировавшие проходящий через него транспорт, приказали открыть багажник и ехать со скоростью не выше трех километров в час. На другом берегу действительно находилась Босния, но до Тузлы еще ехать и ехать.

Наконец мы вползли в какой-то городок с разбитыми улицами и разрушенными зданиями, где жило всего несколько человек, а разъезжающие по дорогам «Хамви» армии США поднимали столбы пыли. Я буквально кипела от злости. Сколько можно ползти?! Где мы вообще?! Через год я узнаю, что этот город-призрак называется Брчко, и даже поработаю в нем.

Спустя пару часов мы наконец добрались до Тузлы. Теперь надо было найти отель. Мы принялись нарезать круги по городу. С трех сторон Тузлу окружают горы, а с четвертой нависает завод, изрыгавший клубы дыма. Из заводской части города нам навстречу ехало множество машин. На главной улице стояли высокие жилые дома с магазинами на первых этажах. Когда мы наконец нашли наш «Бристоль» в маленьком переулке, я с удивлением узнала, что там забронирован номер только для Хосе Пабло, а все остальные будут жить за несколько кварталов – у женщины по имени Лори Воллен, сотрудницы «Врачей за права человека». Добравшись до Лори, мы узнали, что Билл остановился в отеле, лучшем в городе отеле. Я все крутила в голове мысли о том, кто и где живет, наблюдая, как Фернандо, Косме и Дэвид пытаются разместиться в крошечной комнатушке. Мне повезло больше – поскольку я была женщиной, мне выделили собственную комнату – каморку на чердаке, с раскладной софой и множеством книг (среди прочего обнаружился опус «Герой Тито», повествующий о диктаторе, после чьей смерти Югославия погрузилась в хаос). Собака хозяйки спала за дверью.

Во время ужина с Биллом в отеле «Тузла» Лори рассказала нам, что она американский врач и работала раньше с «Врачами без границ», а сейчас подписала контракт с «Врачами за права человека». Лори занималась созданием баз данных по людям, пропавшим без вести в тех районах, где мы планировали начать эксгумацию. Такие привязанные к определенным районам базы данных призваны облегчить работу судмедэкспертов, которым предстоит идентифицировать большое количество человеческих тел и их фрагментов после крупных аварий, авиакатастроф, обстрелов и бомбежек. Цель такой базы данных – свести всю антропологическую информацию о пропавших без вести в своего рода досье. Данные этих досье в дальнейшем можно будет сравнивать с антропологической и одонтологической информацией, полученной при эксгумации.

Мы уже знали, что основную массу тел, обнаруженных в Боснии, не удалось опознать по стоматологическим картам: большинство людей либо длительное время не обращались за стоматологической помощью, либо их карты пропали во время войны. И все-таки мы надеялись, что в деле идентификации останков достигнем хороших результатов: здесь, в Боснии, в отличие от руандийского геноцида, люди, бравшие пленных и заложников, обычно отделяли женщин от мужчин. Мужчины исчезали, а женщин, благодаря «преимуществу», дарованному им законами войны, сажали в автобусы и отправляли на безопасную территорию. По пути их часто сажали в лагеря и тюрьмы, где подвергали систематическим изнасилованиям, но все-таки многим удалось выжить. Босния и Герцеговина была страной обездоленных и травмированных женщин, несколько тысяч из которых приходились женами, матерями, сестрами, дочерями, тетями, племянницами и бабушками мужчинам, исчезнувшим из Сребреницы. Именно к этим женщинам «Врачи за права человека» и обращались за помощью в сборе информации для своих баз данных. Лори предстояло создать базу данных на основе именно этой информации, полученной от женщин, чьи родственники пропали в Сребренице. Она надеялась узнать возраст, примерный рост, вес, цвет глаз и волос, получить описание одежды и личных вещей и, возможно, указание на место, где пропавшего видели в последний раз. Когда мы встретились с Лори в Тузле, она была в самом начале пути.

Наутро меня разбудил призыв к молитве, доносившийся из ближайшей мечети. Половина пятого. Кажется, я слышала не живой голос, а магнитофонную запись, но это все равно было красиво. Я спустилась на кухню и обнаружила присоединившихся к нам ночью двух новых коллег: Бекки Сондерс, профессора археологии из Университета штата Луизиана, и Дороти Галлахер – одну из ее аспиранток. Мы вышли прогуляться по старому городу, который оказался ансамблем узких улочек, небольших парковых площадей и кольцевых развязок. Место напоминало Италию, но в слегка поношенном варианте. Молодые люди смотрелись стильно, а пожилые и старики выглядели как греки, особенно женщины: исполненные достоинства и одетые полностью в черное. Нам не потребовалось много времени, чтобы найти кафе: внутри у окна сидели две женщины и ели какую-то весьма аппетитную выпечку. На вывеске кафе было изображено то же блюдо и чашка дымящегося кофе. Мы решили зайти.

Внутри кафе обнаружилась оригинальная черно-хромовая барная стойка в стиле ар-деко. Официант, молодой человек с открытым и приятным лицом, принял заказ: все как один мы указали на выпечку, которую ели две женщины за столиком у окна. Как нам сказали, блюдо называется «чевапи», а кофе будет «кава». Чевапи оказался свежеиспеченной лепешкой, в которую был завернут обжаренный лук и обжаренные колбаски. Это была очень сытная и жирная еда, и я не смогла доесть свою порцию. Кава была густой, как теплая патока, ее подали в джезве с длинной ручкой. Рядом с кавой на подносе стояла заполненная на одну пятую сахаром маленькая чашечка и лежала маленькая ложечка. Чевапи был единственным блюдом в меню, и я приняла это.

К полудню прибыл наш последний коллега по команде – Руут Схоутен из нидерландской полиции, после чего мы