Книга Голод. Нетолстый роман - Светлана Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я очень надеюсь, что ты читаешь их.
Я так люблю твой год рождения – 1945-й. Хороший. Светлый. Конец войны.
А страшнее года, чем год твоей смерти у меня ещё не было.
В последнем письме ты обещаешь написать, когда станет полегче, но легче тебе так и не стало, а спустя две недели после письма не стало тебя. Я не ответила: ни тогда, ни сейчас.
Так странно, но мне кажется, что отсутствие ответа даёт этим семилетним разговорам дыхание. Этим мегабайтам, законсервировашим память. Этим миллионам букв, в которых есть ты и я.
Дыхание, да. Совершенно точно.
Дыхание.
Я чувствую его.
Но сколько же можно, в самом деле, бабушка, скажи? Ведь я, кажется, совсем не умею жить – здесь, сейчас, вот прямо в эту минуту.
И как же сложно ставить точку в нашем, кажется, вечном разговоре. Но эта точка – она так мне нужна.
Пожалуйста, пусть это письмо будет теперь последним.
Пожалуйста, помоги мне.
Я вложила письмо в ветку гладиолуса и оставила рядом с грушей. Написала Ване: «Если ты меня переживёшь, похорони меня в Астрахани, с мамой и бабушкой, ладно?»
Ваня ответил: «Не уверен, что столько с тобой выдержу, но принял».
Встала со скамейки и пошла к выходу – той же дорогой, не оборачиваясь всем телом, не говоря «до свидания», но представляя на ходу, как грею ноги над пламенем церковной свечи.
* * *
Нанять бригаду оказалось отличной идеей. Два дня, 10 литров краски, 20 тысяч рублей – и всё уничтожено.
Они позвали принять работы – бессовестно халтурные. Мать бы про плинтусы сказала: каши просят. Прораб видел, что я вижу, но только ухмылялся. Да и чего ты мне скажешь, вонючая интеллигенточка?
Скандалить не стала. Главное – закрасили всё к чёрту, убили запахи, цвета, уродливые подтёки на потолке, всё знакомое, родное.
Я отпустила прораба, сделала фото комнат и отправила риелтору. Бездумно слонялась от шкафа к шкафу, зачем-то открывала ящики, ощупывала полки на предмет пустоты. Пальцы натыкались на знакомые трещины, пока не встретились с ней – прохладной банкой. Я привстала на цыпочки, подталкивая банку к себе. Только бы не варенье, только бы не варенье (варенья я терпеть не могу).
Слава тебе господи. Огурцы.
Удивительно, подумала я, что рабочие оставили именно её. Не фотоальбомы, не детские пинетки, не сервиз. А толстобокую трёхлитровку.
Почему? Рука не поднялась? Откуда им знать, что так, как солила мать, – никто не умеет?
Я разделась до трусов, как в детстве. Села за кухонный стол, поставила банку перед собой. Хотелось этот ломкий огурчик несказанно. Да, вот именно его как-то смутно, неясно хотелось последние дни. А с ним – лепестковой толщины кусочки чесночины, зонтик укропа, листики хрена и, кажется, вишни.
Какой там рецепт, мамочка?
Теперь уж не вспомнить. И получается, не повторить.
Я понимала, что огурцы – моя последняя вещественная память о матери. Нет, не просто абстрактная память о матери. Рукотворный артефакт. Я понимала, что вылет уже завтра и одной мне не съесть целую банку, а ради двух огурцов открывать жалко – пропадут. Я понимала, что проще увести домой, но зачем-то же Ваня подарил мне уродливый брелок-открывашку?
Открывашка справилась. Я всадила в огуречную жопку штопорный винт и сунула огурец в рот.
Идеальный, кто бы сомневался
Я ела и ела, окропляя рассолом всё вокруг. Не вытирая рук и чувствуя, как соль заполоняет собой рот, подбородок, грудь, локти, колени, живот и главное – глаза.
Хороший писатель никогда не завершит книгу словами «соль жизни». Это неуместный пафос, это чрезмерная патетика, это, в конце концов, банальщина и штамп.
Но, честное слово, совершенно неважно, какой я писатель, если там, на кухне, действительно повсюду была она –
жизни соль.
благодарности
За то, что эта книга получилась и увидела свет, я благодарна женщинам.
Писательнице Оксане Васякиной – за умение слушать и слышать, видеть глубоко и вдохновлять на дело. За то, что научила меня писать честно, без оглядки на ожидания, правила, устои и страх не угодить. И за то, что была первой, кто поверил в мой замысел.
Моему агенту Гале Бочаровой – безгранично профессиональной, доброй, умной и смешной. Каждый раз переживаю дилемму, думая о тебе: с одной стороны, хочу кричать о твоих крутых подвигах на весь мир, с другой – уже ревную тебя ко всем будущим подопечным.
Моим одногруппницам по магистратуре, талантливым молодым писательницам Арине Киселёвой и Томе Бескрокой – за то, что читали этот текст в рукописи, советовали, редактировали, не скупились на замечания и похвалу. За все наши разговоры о теле, какими сложными бы они не оказывались. И за нашу дружбу.
Моему редактору Даше Гаврон – за деликатность, за чуткость, за все подмеченные мелочи. Теперь я знаю, что идеальная работа автора и редактора – это не пинг-понг синонимов к слову «сказал», но сотворчество и интересный (а местами и весёлый) диалог.
Майе Александровне Кучерской – за слова мудрости, после которых хочется писать книжки, не изменять себе и просто жить.
Моему научному руководителю Марине Львовне Степновой – за то, как много я смеялась на наших занятиях.
Моей бабушке Павловой Валерии Петровне – за то, что с 2014 года до своей смерти вела со мной эту удивительную переписку и даже дала согласие на её публикацию.
Моей рецензентке писательнице Наталии Ким – за вдумчивый и проникновенный отзыв на защите моей магистерской.
Елене Данииловне Шубиной и Татьяне Стояновой – за то, что поверили в эту рукопись.
Художнице Ане Елисеевой – за то, что героиня «Голода» обрела кроме текстового обличия обличие визуальное.
Креативному директору Дома творчества Переделкино Юле Вронской, куратору резиденций Жене Петровской, руководителю Дома творчества Переделкино Дарье Бегловой, да и вообще всей команде – за заботу и подаренные недели счастья и чистого творчества вне суеты.
Моим будущим читательницам за то, что не побоялись касания с болезненной темой и выбрали эту книгу.
Если после прочтения вы хотя бы на минуту задумались о том, насколько актуально для вас желание соответствовать стандартам красоты, если вы вдруг разглядели в своём отражении особый, не подмеченный раннее шарм, если вы разрешили себе наконец-то съесть шоколадную булку, значит, эта история была рассказана не зря.
Сноски
1
«Женщина, доведённая до полного совершенства. // Мёртвое тело // Украшает улыбка выполненного долга…» Сильвия Платт (пер. с англ. Н. Сидемон-Эристави).
2
Скрипт – заранее подготовленный текст или часть текста для общения с клиентом в диалогах со службой поддержки. – Здесь и далее примеч. авт.
3
Компульсивное переедание – повторяющиеся эпизоды поедания большого объема еды с чувством утраты контроля над собой.
4
РПП – расстройство пищевого поведения.
5
Bikini bridge – положение тела (чаще всего: ракурс фотографии), при котором резинка трусов / плавок натягивается на тазовые кости.
6
Своп – вечеринка, на которой люди обмениваются ненужными вещами (обычно одеждой).
7
Речь об Астраханской областной научной библиотеке им. Н.К. Крупской.
8
CMO (англ. Chief Marketing Officer) – директор по маркетингу; CRM (Customer Relationship Management) – система, которая помогает выстроить отношения с клиентами.
9