Книга Встреча - Кэтрин Ласки

сейчас.

– Гастон, пожалуйста, никому не рассказывайте.

– Мисс Генриетта, я рассказал хоть что-нибудь о том, как вы орудуете зубной щёткой, чтобы попасть на палубу третьего класса?

– Нет, конечно, не рассказали, – ответила ему Этти, улыбаясь самой сладкой улыбкой, почти заставив его покраснеть. Никто и никогда не улыбался ему так. Богатые дети, кроме этой девочки, все казались одинаковыми: просто уменьшенными копиями своих родителей. Самодовольство капало с них, словно жир с жареной утки. Но не Генриетта. Антонио рассказывал ему о Генриетте Хоули.

* * *

– Но, моя дорогая, – миссис Дайер, сидящая в роскошном красном бархатном кресле, наклонилась вперёд. – Боюсь, я вас разочарую. Сожалею, если вы ожидали, что я буду рыдать и рвать на себе волосы. – Она почти печально покачала головой и поцокала языком. – Но я не из таких женщин…

Она начала поглаживать огромный алмаз, висящий на шее, служивший, казалось, лишь для того, чтобы приковывать взгляд к груди. Но Эттины глаза не отрывались от её лица. Женщина оказалась старше, чем она воображала. Красивое лицо уже подёрнулось морщинами, а большие голубые как будто застилал мягкий глубокий туман. Туман, однако, едва прикрывал жёсткий блеск, таившийся в глубине. Этти не была разочарована, она была потрясена.

– Эта девочка, как её зовут? Кажется, Хелен?

– Ханна, – мрачно поправила Этти.

– Точно. Так вот, я, конечно, знаю всё об этой Ханне. А Стэнниш знает, что от меня лучше не делать секретов.

– И это вас не тревожит? Что у него две возлюбленные?

– А должно?

– Но они помолвлены.

– Раньше меня никогда не тревожило подобное. Не тревожит и сейчас.

Этти уставилась не собеседницу в безмолвном ужасе. Она считала себя гораздо менее наивной, чем другие благовоспитанные девочки её возраста, но даже она не могла скрыть потрясение, вызванное словами миссис Дайер.

– Послушайте, дорогая, – с улыбкой сказала женщина, явно позабавленная Эттиной реакцией. – Мы со Стэннишем заключили неплохое соглашение. У меня есть квартира в Лондоне и поместье в пригороде. Я помогаю ему находить клиентов. Я сама – одна из его клиенток. Мой портрет его кисти признан в Парижском салоне, самой выдающейся художественной выставке на Континенте. Я помогла это устроить. Это повлечёт за собой множество заказов, и у Стэнниша появится возможность просить более высокую плату. Он поднимется до уровня Джона Сингера Сарджента, будучи почти вдвое его моложе. А это, действительно, многого стоит. А после салона он сможет отправиться в Корнуолл, когда захочет, и поиграть в семью со своей жёнушкой. Или приехать с супружницей в мой загородный дом, когда закончит портрет баронессы… – Этти вздрогнула, услышав слово «супружница», – и навестить меня в Лондоне, когда пожелает. Я весьма гостеприимна. И умею делиться.

Этти встала. Она была в ужасе. Чайная чашка дрожала на блюдце в её руках.

– Но Ханна не знает об этом соглашении. Это кажется Вам справедливым?

– О, знаете поговорку: «В любви и на войне все средства хороши».

Этти закрыла глаза и простояла так несколько секунд:

– Но, миссис Дайер, вы ведь даже его не любите.

Миссис Дайер это, казалось, немного задело. Жёсткий блеск прорвался сквозь туман.

– Это не важное. Главное, он любит меня.

– Он любит ваши деньги, мадам.

Этти поставила чашку и устремилась прочь из каюты. И только тогда, когда девочка поворачивала дверную ручку, мисси Дайер подошла к ней и мягко коснулась её руки.

– Что такое? – спросила Этти.

– Ты ещё научишься, Генриетта. Ещё научишься.

– Чему я научусь, миссис Дайер?

– Что означает быть женщиной в новом веке, в двадцатом веке.

– Вы хотите сказать, помешанной на деньгах девкой? – девочка выскочила из комнаты.

Этти дрожала от гнева, идя по коридору от каюты миссис Дайер. Она не могла поверить, что сказала это слово: девка. Оно, казалось, ошпарило её рот, но девочка произнесла его и была этим довольна. Она бы повторила его тысячу раз. Этти чувствовала, что её щёки горели, но не от смущения, а от гнева. Нет, не это знаменовало новый век! Ничуть!

– Мисс Генриетта, что-то случилось? – Гастон вывернул из-за угла в конце коридора.

– Нет… нет… – Этти приостановилась. – Хотя, на самом деле, да, Гастон. Случилось нечто ужасное.

– Ох, мисс Генриетта, – казалось, стюард разнервничался, увидев её в таком состоянии. Он огляделся по сторонам. – Пойдёмте со мной.

Этти последовала за ним в маленькую комнатку, увешанную скатертями на стойках, и всё ему начистоту рассказала.

– Теперь вы знаете, что Ханна – моя лучшая подруга, и она хочет выйти замуж за Стэнниша Уитмана Уилера, и… и…

– Он обманывает её с этой богатой леди.

– Да.

– И вы не знаете, должны ли ей рассказать?

– Нет. Не думаю, что она мне поверит. Я и сама в это почти не верю. Хотя, нет, не так, я не верю в это… в это соглашение, о котором говорила миссис Дайер. Ей просто всё равно. А Ханне было бы не всё равно. – Этти не могла вообразить, каково это: быть такой… такой – она пыталась найти слово – бездушной! Да, такой бездушной, как миссис Дайер или Стэнниш. А ведь, если верить «Русалочке», этой гадкой сказке, именно люди обладали душой в отличие от бездушного морского народца. Русалки же были изгнаны с небес и обречены на то, чтобы их косточки сгнили в море. А люди просто возносились вверх, прямиком в райские кущи. Что там говорила глупая бабка-русалка?

Мы не обладаем бессмертной душой, и никогда не будем жить другой жизнью… Люди же имеют душу, живущую вечно, даже после того как их тела обратятся в прах. Они летят вверх, по кристальному воздуху, пока не достигают сияющих звёзд.

«Чушь! – подумала Этти. – Если кто и не заслуживает другой жизни, так это миссис Дайер!»

– Возможно, Ханна узнает об этом сама.

– Но как? Начать с того, что Ханна плывёт третьим классом, и, даже услышь она что-нибудь, как бы мы доказали ей, что это правда?

– Мисс Генриетта, вы, как никто другой, должны знать, что пробраться из первого класса в третий и обратно – не проблема, если есть зубная щётка.

– Да, – девочка слегка наклонила голову. – Но как предоставить доказательства Ханне?

– Смотрите, все – по крайней мере все горничные и коридорные на этой стороне корабля – знают об интрижке между известным художником и богатой разведённой американкой.

– Но не Ханна.

– Потому что не видит, как он входит и выходит из её каюты. Не видит, как время от времени они обнимаются или даже как танцуют на балконе миссис Дайер.

– А вы видели, Гастон?

– Я – нет, горничные.

– Как горничные умудрились подсмотреть, что