Книга Манас великодушный - Семен Израилевич Липкин

и Алмамбетом пошла иная речь:

— Ты еще птенец, Алмамбет. Еще не вижу я на тебе ни одного твердого пера. Твой пух не облетел еще.

— Я достиг возраста зрелости. Это известно хану ханов.

— Ты еще мальчик, Алмамбет. Скажи мне, когда ты выказал свою доблесть? Когда ты проявил свой разум?

— Я добыл волшебный камень. Берюкез и Конурбай не сумели этого сделать. Я изучил восемьдесят восемь тысяч знаков и пятьсот пятьдесят ключей к ним. Разве хан ханов знает большее число знаков?

— Ты еще неопытен, Алмамбет, а мой будущий зять, супруг Внучки Неба, должен уметь управлять половиной моей державы, двадцатью ханствами, ибо другая половина отойдет к моему сыну Берюкезу.

— Я управлял Таш-Копре, владением моего отца, и народ благословил мое имя. Это известно хану ханов.

Тут Эсен притворился, что Алмамбет припер его к стене, и сказал:

— Завтра ты воссядешь во втором чертоге нашем на золотой престол: этот престол предназначен будущему супругу Внучки Неба. Я посмотрю, как ты будешь управлять мирскими и духовными делами двадцати ханств. Если ты окажешься достойным, то получишь в жены нашу дочь.

Осчастливленный обещанием Эсена, Алмамбет покинул чертог алмазного престола, и когда он вступил в следующий чертог и увидел, как полуханы Китая, окружив золотой престол, кланяются изображению Эсена на нем, то подумал:

«Отныне перестанут они кланяться лику Сына Неба».

Солнце уже закатилось, когда Алмамбет вышел из дворца, и, хотя никогда не посещал он своей возлюбленной в вечернее время, на этот раз сердце его не выдержало, и он, вскочив на Гнедого, поспешил к покоям Бурулчи, чтобы разделить с ней свою радость.

Бурулча выбежала на затихающий топот коня и сказала с укором:

— Зачем возлюбленный прибыл ко мне, когда день потух? Дурные люди скажут о нас дурное.

— Я прибыл к тебе с радостью, Бурулча! Возьми половину ее: твой отец отдаст тебя мне в жены, если выйду я достойно из испытания.

— А каково испытание?

— Я должен доказать, что сумею править мирскими и духовными делами двадцати ханств. Завтра я воссяду на золотой престол во втором чертоге.

Тут Бурулча потупила глаза, из которых покатились две слезы. Алмамбет наклонился к ней и спросил:

— Эти слезы — жемчужины радости, не так ли, моя Бурулча?

Ответ Бурулчи был таков:

— Видел ли ты когда-нибудь несчастную дочь, у которой коварный отец? Я эта дочь. Видел ли ты когда-нибудь золотой престол с изображением Эсена? Видел ли ты когда-нибудь ковер, на котором стоит этот престол?

— Я видел золотой престол, — сказал, недоумевая, Алмамбет. — Видел я и ковер. Он златотканый, златоузорный… Не так ли, моя Бурулча?

— А под этим ковром гибель! — воскликнула Бурулча. — Под этим ковром вырыта яма глубиной в сорок саженей. Не один честолюбец нашел в этой яме свою смерть.

Алмамбет обнажил меч и крикнул:

— Я убью твоего отца!

Тогда Бурулча обвязала свой стан поводом его коня и сказала с мольбою:

— Если ты убьешь моего отца, как же я сумею стать твоей женой?

Алмамбет опомнился, спрятал меч и промолвил голосом глухим, как сдавленный плач:

— Как же мне быть, моя Бурулча?

— Тебе надо вырвать из уст хана ханов согласие на наш брак. Я помогу тебе. Завтра явись к моему отцу, а сегодня к нему явлюсь я.

Влюбленные расстались, и Алмамбет, опустив голову на грудь, поскакал на Гнедом, а через некоторое время Бурулча отправилась на носилках к своему отцу, и одна луна светила им на двух дорогах.

Всю ночь просидел Алмамбет под сенью тополя, опираясь горячим лбом на секиру, и холодной закаленной египетской стали казалось, что она будет прожжена жаром Алмамбета. Когда настало утро и время достигло часа Мыши, Алмамбет пришел к Эсену, окруженному ханами, и тот встретил его такими словами:

— Вчера нас посетила наша дочь, озарив темную синеву вечера, и мы, посоветовавшись с ней, решили отменить испытание твоего разума. В присутствии вельмож мы торжественно обещаем отдать тебе в жены Внучку Неба, но не сейчас, а через шесть весен, ибо она еще молода, ей только двенадцать лет. И решили мы, чтобы весь этот срок ожидания ты провел в отчем городе, управляя своим ханством, ибо неприлично жениху и невесте находиться до свадьбы под кровлей одного неба.

Алмамбет, не зная, радоваться ему или горевать, благодарить Эсена или обидеться на него, покинул чертог алмазного престола и направился к Бурулче. Возлюбленная сказала ему:

— Мы добились, мой Алмамбет, наилучших слов: торжественное обещание нарушить нельзя. Пусть не огорчает тебя наша разлука. Я завяжу свои волосы в тугой узел, я буду ждать тебя, не поднимая взгляда ни на одного из джигитов, пока не увижу твоего светлого лица.

Алмамбет слушал ее голос, не понимая слов, и очнулся, когда она исчезла.

Дождавшись заката знойного дня, Алмамбет пустил своего Гнедого по направлению к родному городу, и казалось ему, что глаза Бурулчи сияли у него в сердце, лучась, как звезды.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Предводитель черной кости

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Не дрожит ли спесивая знать,

Если движется вольная рать?

Не колеблется ль ханская трость,

Если движется черная кость?

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вернувшись в отчий дом, Алмамбет увидел, что Маджик стал зрелым мужем, многоопытным в деле земли; что Алтынай стала более слабой, что смеется она все тише, а плачет все громче; что Азиз-хан совсем одряхлел и с трудом держит поводья власти в сухих, сморщенных руках; что чинара, посаженная матерью, расцвела еще более могущественно; что жители ханства благоденствуют, ибо Маджик управляет их землями справедливо.

Алмамбет снова принял поводья власти в свои руки, и Маджик сказал ему:

— Мальчик мой, драгоценный Алмамбет, слышишь ли ты, как растет ввысь и разбегается вширь по всему Китаю слава о ханстве Таш-Копре, о Стране Закона?

— Ты произносишь эти радостные слова печальным голосом. Как это понять, мой добрый наставник? — спросил Алмамбет.

— Я думаю, что ты понял меня, — отвечал Маджик. — Слушай же: со всех сторон сорокадержавного Китая приходят к нам люди, черная кость и рабы, и просят у нас приюта и покоя.

— Кто эти люди?

— Это черная кость из числа китайских племен. Они изнемогают от поборов и податей. Это рабы из числа киргизов и других покоренных племен Туркестана. Они истощили силу и терпение в ярме у господ из дома Чингиза.

— Неужели, Маджик, ты, который был рабом, сомневаешься, не зная,