Книга Пуля времени - Николай Свечин

Церемония прощания с Бугровым собрала на Благовещенской площади – главной площади Нижнего Новгорода – тысячи людей. И подавляющее большинство из них поминали миллионера, общественного деятеля и благотворителя добрым словом.

За полвека активного предпринимательства последний Бугров изменил облик Нижнего, возвел богадельни, ночлежные дома и множество доходных зданий с дешевой арендой. Одной только милостыни, по некоторым подсчетам, он раздал за свою жизнь не меньше 10 миллионов.

Горестнее всех после его ухода, конечно, было единоверцам, беглопоповцам, представителям родной общины, оставшейся без такого покровителя.

Но был и еще один момент – деньги из той самой рогожи и общака, которыми так или иначе распоряжался Бугров, не оставивший прямых наследников по мужской линии…

Глава 9

Общак в Рогоже

1

В семь, как и договаривались, начальник казачьего штаба вновь пришел на явочную квартиру к Двуреченскому. Резидент встретил его тем же чаем, а еще горячими булками и малороссийской колбасой:

– Завтракал? Угощайся. Я никак не могу привыкнуть к их привычке обходиться по утрам без плотного перекуса.

– Я тоже, – сообщил Георгий и соорудил себе гигантский бутерброд.

Хозяин дал гостю наесться, после чего заговорил:

– Слышал ли ты когда-нибудь такую фамилию – Бугров? Николай Александрович Бугров.

– Вроде у Максима Горького был о нем очерк. Нижегородский купчина, богач, меценат, старообрядец. Он?

– Да. Тогда слушай мою идею. Но сначала я тебе сознаюсь, что не хочу возвращаться в наше время…

Консильери удивился:

– Что-что?

– Что слышал. Я намерен остаться здесь.

– А я?

– Тебя верну, как и обещал.

– Но…

– Почему я остаюсь? – предугадал вопрос губернский секретарь. – Причин несколько. Во-первых, не очень умные и не очень справедливые начальники.

– И где ж ты видел справедливых начальников? – возразил попаданец.

Двуреченский не стал спорить, продолжил:

– Во-вторых, мало платят. Знаешь сколько? Сто пятьдесят тысяч в месяц. Как машинисту московского метрополитена. Сравни: моя нагрузка и его! А зарплата одинаковая.

– Но ты получаешь жалованье здесь.

– Получаю. Еще сто сорок рублей в месяц, считая с наградными. В Москве на эти средства не пошикуешь. И я придумал план. Он связан с тем самым Бугровым, Николаем Александровичем.

Ратману стало чуть интереснее.

– Бугров умер в прошлом году. Детей у него не было, и состояние по завещанию отошло сестрам, Еннафе и Зиновее. Главное богатство составляют паи Товарищества паровых мельниц Бугрова. А еще имеются доходные дома, вклады в банках, фамильные леса. Ну и, конечно, «закрытая часть», не попадающая ни в какие списки Forbes… Николай Александрович до самой смерти был главой старообрядцев-кержаков беглопоповского согласия. И в секретной части завещания он отдал свою тайную кассу на Рогожу, одноверцам.

– Про Рогожу что-то слышал, – перебил слушатель. – Это ведь кладбище между станциями метро «Римская» и «Нижегородская» в Москве?

– Да, именно там, – подтвердил Двуреченский. – Еще с восемнадцатого века в тех местах обитала голова раскола беглопоповцев. При Екатерине им дали послабления, и староверы построили три храма, богадельню, завели регулярные службы, собиравшие много богатых прихожан. Уже при Николае Первом ситуация изменилась для них в худшую сторону. Он запретил службы, начал преследовать вождей раскола, лишил толк главного их преимущества – законного священства. Почему ребята назывались беглопоповцами, знаешь?

– Бегали от попов?

– Смешно. Они покупали падких на деньги священников канонической церкви, перекрещивали их в свою старую веру, и те служили. Но Николай прекратил эту традицию. И пришлось атаманам толка создавать клир заново. История долгая, уходит корнями аж в Австро-Венгрию, в местечко Белая Криница, где обосновался их новообретенный архиерей. В общем, он посвятил в сан нужное число батюшек. Ликвидировал, так сказать, кадровый голод. Ну и беглопоповцы стали самым богатым толком в России. Старообрядцы, как ты знаешь, вообще умеют сколачивать копеечку. Девять из десяти успешных купцов – раскольники…

Ратманов зевнул, искусственно и протяжно, всем своим видом показывая, что в школе уже отучился, а последнюю лекцию слушал лет этак двадцать назад. Но докладчика это ничуть не смутило.

– После манифеста пятого года гонения на них прекратились, но в прежние времена приверженность старой вере обходилась дорого. Гонения, ссылки по сто третьей статье, конфискация имущества, отказ государства признавать браки… И Александр Второй, следуя примеру отца, опечатал все три рогожских храма. Службу пришлось проводить перед часовнями, прямо на улице. Для этого беглопоповцы использовали походные армейские алтари. Уф…

Инспектор чуть перевел дух, снова отпив чая. Пока Ратман не мог дождаться, когда же тот дойдет до сути дела.

– Так вот, возвращаясь к Бугрову. Он умер год назад, а свою тайную казну, или, как говорят в наше время, неучтенную наличку подарил Рогоже. В казне три миллиона рублей. А я хочу их украсть и присвоить. Помоги мне и получишь свою долю!

В комнате установилась тишина.

– Украсть чужие деньги? – наконец произнес капитан. – И я это слышу от чиновника для поручений сыскной полиции и от действующего офицера известных служб в будущем?

– Слушай дальше. – Инспектор снова оставил реплику собеседника без внимания. – Я все продумал. Деньги секретные, официально их не существует. Если мы их сопрем, староверы даже в полицию не смогут обратиться. Сообразил? Налоги с них не уплачены, дарение через нотариуса не оформлено…

– А если все-таки обратятся?

– Если придут к Кошко, то Аркадий Францевич дознание скорее всего поручит мне. Рогожская часть входит в мой участок. И я стану ловить самого себя! Понятно, с каким результатом.

Бандит-полицейский начал что-то соображать. А меркантильный лектор продолжил:

– У меня в их причте есть свой человек, продажная душа. Он рассказал, где прячут деньги. И сколько их. Три миллиона лишь на словах огромная сумма. Надо учесть, как она поделена. Половина – в доходных бумагах, акциях и облигациях на предъявителя. Сейчас это богатство, а через пять лет превратится в макулатуру. Надо успеть обернуть бумаги в ликвидные и, так сказать, нетленные активы.

– А вторая половина?

– Большая ее часть в банковских билетах. Они тоже со временем станут просто бумажками. Хорошо бы и их переформатировать в золото. А остаток, примерно двести тысяч, он прямо сейчас лежит в подклете Покровского собора. В золотых червонцах! Это и будет твоя доля, если готов мне помочь.

– В чем будет заключаться эта помощь? Что я должен сделать? – начал соглашаться Ратман. Видимо, в нем снова проснулся бандит Жоржик.

– Двести тысяч золотом весят сто семьдесят два килограмма…

– Сколько?

– Сто семьдесят два, – повторил Викентий Саввич. – Это в фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих» Михалков бегает с саквояжем, в котором золота на четверть миллиона. Ребята бестолковые, они просто не посчитали, какая там тяжесть. Один червонец царской чеканки весит восемь целых шесть десятых грамма. А их в двухстах тысячах будет сколько штук?

– Э… двадцать тысяч.

– Верно. Ну и умножь.

Георгий даже зажмурился:

– Сто семьдесят кило золотишка… На какую сумму это потянет в две тысячи двадцать третьем году?

– Я уже посчитал, – спокойно доложил инспектор. – На миллиард.

Мужчины, не сговариваясь, налегли на чай.

После чего губернский секретарь спросил:

– Ну, теперь понял?

– Теперь понял.

– Согласен?

– Подсудное дело, конечно…

– И