Книга Накаленный воздух - Валерий Александрович Пушной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг Константин оживился, выскочил из-за стола, в мозгах словно закипело, даже дыхание стало горячим, воскликнул:
– Черт возьми, у меня идея, предлагаю провести эксперимент! – Шагнул на середину кабинета под вопросительными взглядами Петра и Магдалины. – Раз вам нужно видеть человека, чтобы снять с него информацию, попробуем воспользоваться этим прямо сейчас. – У Грушинина появилось неожиданное решение, и он загорелся от предвкушения удачи. – Все очень просто. До чертиков просто! – Выдержал паузу, разжигая любопытство собеседников, и торжествующе поднял руку. – Берем зеркало, вы смотрите в него. Видите свое отражение. Это то, что вам надо. И считываете свое прошлое. Как вам эта идея? Пробуем? Начинаем эксперимент?
Надо быть ненормальным, чтобы отказаться экспериментировать, когда появляется хотя бы малейшая возможность заглянуть в то, что напрочь вычеркнуто из памяти. Естественно, Василий согласился.
Грушинин схватил трубку, кому-то приказал срочно поискать по кабинетам большое зеркало и занести к нему. Скоро зеркало доставили. Приставили к стене.
Василий замер перед отражением, всмотрелся в него. Мускулы на лице от напряжения налились свинцом, мозг захлебнулся от натуги, щеки полыхнули кроваво-красным цветом. Лицо на мгновение застыло, как маска, и вдруг резко растянулось и исказилось. А следом в кабинете произошел мощный оглушительный хлопок, как выстрел из пистолета, и зеркало разлетелось на мелкие куски.
Тут же дверь шумно распахнулась, и из коридора вбежали оперативники с оружием в руках. Оторопело уставились на Грушинина.
А у того в ушах стоял тягучий густой звук, пробирая до костей стылой монотонностью.
Вдруг на полу осколки зеркала превратились в червей и поползли по сторонам. Константин не поверил самому себе, увидав множество червей. Взмок, округлил глаза, остолбенел.
Пантарчук покрылся багровыми пятнами.
Оперативники в дверях загомонили, засуетились, сбегали за ведром. Начали сгребать в него червей. Закончив, обнаружили в ведре осколки зеркала. Растерялись, ничего не понимая.
Петр дернул Константина за рубаху:
– Вот, пожалуйста, – ткнул пальцем в ведро, – подтверждение моим словам, теперь, надеюсь, не думаешь, что я преувеличивал или привирал. Все видели червей, так что соображай, что к чему, не одному мне голову ломать над этим.
Грушинин мотнул головой, не находя ответа.
А оперативники словно присутствовали на финальной сцене «Ревизора». Магдалина не шелохнулся. Кровавая краска, как червь, сползала со щек. А по лбу медленно скользили крупные капли пота. И вдруг у него подкосились ноги. Оперативники успели подхватить и посадить на стул. Он безжизненно обвис, никого не видя.
Петр достал носовой платок и промокнул Магдалине лоб.
Оперативники подхватили ведро с осколками и один за другим стали выскальзывать за дверь. В кабинете остались трое.
Грушинин, не чувствуя ног, прошел к столу, плюхнулся на стул и осипшим голосом выдохнул:
– Как это объяснить, Петр?
– Мне бы самому хотелось знать ответ, – буркнул Пантарчук, – уверен в одном: черви ползали настоящие.
– Но это же чушь! Больной бред! – воскликнул Константин, беспорядочно двигая руками по крышке стола.
– Возможно, ты болен, но я пятнадцать минут назад был абсолютно здоров. И сейчас даже насморка не имею. – Пантарчук дотронулся пальцем до кончика носа.
Грушинин сжал губы, махнул рукой, помолчал, снова спросил:
– Но почему лопнуло зеркало? На мелкие осколки. Это же немыслимо.
– Как видишь, мыслимо, – ответил Петр и задумчиво добавил. – Не сомневаюсь, это Прондопул устроил.
Константин отпрянул к спинке стула:
– Здесь нет никакого Прондопула.
– А мне теперь кажется, что он везде, – нахмурился Пантарчук.
– Сумасшествие, не иначе. – Константин развел руками.
– Но черви были, – напомнил Петр. – Нет, без Прондопула не обошлось.
Константин попытался улыбнуться:
– Ты хочешь, чтобы я поверил в нечистую силу?
У Пантарчука запершило в горле, у каждого свой ответ на такой вопрос:
– Как знаешь, Константин, – сказал он. – Но мне кажется, если есть чистая сила, есть и нечистая.
– Ну, это уже слишком, Петя, перебор, – хмыкнул Грушинин. – Ты сам-то веришь в это?
– В червей верю, – кивнул Пантарчук, – а все остальное, тьфу, тьфу, тьфу. Как говорится, чур меня.
Грушинин отвернулся, ясно, от Петра сейчас другого объяснения ждать не приходилось. А Магдалина лишь начинал приходить в себя. С ним говорить еще рано. Константин недовольно почесал затылок, он всегда доверял только фактами, но в данном случае факты были весьма странными, в них попросту невозможно верить. Какое-то затмение мозга. Да и затмение невероятное, сразу у нескольких человек. Константин вздохнул и с сожалением посмотрел на Василия. Но тот, словно пробуждаясь, зашевелился, провел рукой по мокрым, как из-под душа, волосам и глубоко задышал. Затем заговорил, не дожидаясь вопроса:
– Я заметил, как зеркало стало плавиться, когда я мысленно попытался войти в собственное отражение. – Язык у Магдалины еле ворочался. – Потом – вспышка и – пропасть. Жуть. – Василия качнуло. – Это невозможно объяснить.
– И все-таки попробуйте, – поддержал Константин.
Магдалина задумался, расстегнул мокрый ворот рубахи:
– Не могу. До сих пор пробивает дрожь.
– Чего вы боитесь? Или кого? Вы боитесь Прондопула? Кто он? Вы его знали раньше? – Грушинин ловил зрачки Василия.
– Я его не знаю, – устало отозвался Василий. – Я не помню, кого я знал раньше.
– Но черви? – спросил Константин. – Они были или их не было? Как вы можете объяснить? Предупреждаю, в групповую галлюцинацию я не верю.
Василий промолчал. Константин чуть подождал и заложил руки за спину. Ни у кого не находилось ответа. Все замерли, будто скованные льдом. Но Константина, как червь яблоко, точила мысль о Прондопуле. Необъяснимость происходящего затягивала, как трясина, раскалывала мозг. Если бы Магдалина хоть что-нибудь вспомнил. Но увы. Тот сидел опустошенный и потерянный. Константин наконец оживился, вскинул голову и с любопытством глянул на Пантарчука:
– Где у тебя адрес этой пресловутой Лаборатории по исследованию аномальных явлений?
– В голове. Где ж ему еще быть? – буркнул Петр и назвал адрес.
Константин поднял брови и напряг память:
– Улица Шестипалого, говоришь? Нет такой улицы в нашем городе. Пошевели мозгами, ничего не перепутал?
Пантарчук рассерженно завозился на стуле, что за недоверие, забывчивостью он никогда не страдал, не терял памяти, как Магдалина.
– Я знаю все улицы города, – продолжил Константин. – У меня профессиональная память. Нет такой улицы.