Книга Redrum 2017 - Евгений Олегович Шиков

казалось, что происходящее на корабле больше не подчинено его воле, все сами решают, как им быть дальше. Но что удивительно: в этом он находил облегчение.

— Пойдем, — ответил он.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Опасения и в то же время приятные предчувствия овладели Михаилом в тот момент, когда Алиса приглушила свет в медотсеке до минимума. Но обдумать всего он не успел. Девушка кинулась к нему и прижалась своими губами к его губам, затем он почувствовал её горячий язык у себя во рту. Сначала Михаил пытался отстраниться от неё, сказать, что все это неправильно, шептал, что она ошибается, но Алиса не отступала, и вскоре поддался и он.

После долгого, тянувшегося целую вечность и в то же время пролетевшего за мгновение поцелуя, Алиса отстранилась.

Речь не совершенна, но как орудие она всесильна.

— Простите, Миша, — она впервые на его памяти обратилась к нему по имени. — Простите, что не сказала вам первому.

— Ничего, — прошептал он, по-прежнему сжимая тонкое тело в объятьях.

— Почему? — спросил он. — Почему оно передает нам это слово?

— Я не знаю, — она пожала плечами. — Наверное, вы будете смеяться, но у меня есть догадки.

— Не буду, обещаю.

— Глупо звучит, я ведь не верю… — сомневаясь, сказала она.

— Вы думаете, что это Бог?

— Я не нахожу другого объяснения.

Михаил хмыкнул, и Алиса как будто закрылась в миг. Она не покинула его объятий, но он физически ощутил, как от неё повеяло холодом.

— Ну, вот, — с притворной обидой сказала она. — Вы не думайте, я никогда не была религиозной, но в этой ситуации… Может, если представить, что он все-таки существует… Может, его послание это и есть откровение?

— Алиса… Глас божий? Вы это серьезно?

Она опустила голову.

— Глупость. Я знаю.

Михаил вдруг почувствовал, что еще недавнее непонимание происходящих событий после открытия Алисы кажется ему фальшивым. Словно сегодняшнее объяснение всего лишь выдумка девушки, беспомощная попытка подвести логичное обоснование происходящему. Все в один миг показалось ненастоящим: чувства Алисы к нему, к Гене, к Алексею, передача данных через вибрации в позвонках, его же глупая увлеченность девушкой и чувство необъяснимой братской близости с мужской частью экипажа.

— Если это бог, — сказал он. — То он лжец.

— Почему? — спросила она, кладя голову ему на грудь.

— Вы не любите меня.

Она вскинула голову и подняла на него глаза, в них стояли слезы.

— Простите меня, — прошептала она. — Я, правда, люблю вас, но я и люблю всех остальных. Даже Марину, даже Джессику… Я знаю, так быть не должно…

— Никто не знает, как правильно, — ответил он, прижимая её к себе.

Михаил хотел освободить её, но вдруг почувствовал вибрацию в спине, на этот раз она оказалась сильнее чем раньше. Он даже скривился от боли.

— Это оно, — прошептал он. — Оно говорит со мной.

Алиса высвободилась.

— Скорее, ложитесь сюда.

Но у него потемнело в глазах. Слабость охватила все тело, и последнее, что он увидел — приближающийся к глазам гладкий пол отсека.

Удара он не почувствовал.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Через панорамный иллюминатор Михаил разглядывал звезды, на деле, быть может, не такие уж и мертвые, как он думал раньше. Впрочем, ведь все это тоже жизнь, самая настоящая. Если в каждой из них те же элементы, что сформировали нас, то разве удивительно, что они говорят с нами? Непостижимая бездна впервые была так близка к человеку, говорила с ним. Больше не чужеродная. Как никогда Михаил ощущал свою ничтожность перед ней. Это повторялось каждый раз, уже третий его полет, а он по-прежнему не свыкся с этим ощущением. Они — словно бактерии, укрывшиеся в капсуле, которая позволила им выйти за пределы организма. Микробы, зараза — столь примитивная, что решила, будто может распространиться дальше.

Но это все фальшь. Даже этот иллюминатор ненастоящий, всего лишь экран, проецирующий то, что видят внешние камеры. Искаженный взгляд. Михаил смотрел на космос не своими глазами, да и всю свою жизнь — видел ли он хоть что-то сам? Понимал, или просто выдумал, что понимает? Быть может, истина там, за тонкой стеной. Не проще ли выйти к ней? Оказаться лицом к лицу, без этой дурацкой защиты. Вернуть вселенной её главный подарок…

После странного происшествия в медотсеке Алиса все же смогла провести процедуру, но получила те же данные, что и раньше.

ЛЮБОВЬ.

Они проверили все, выяснили, что сигнал поступает не с корабля, что это не ошибка внутренних систем. Но они так и не нашли источника. Говоривший с ними словно был повсюду. Был внутри каждого из них.

Оно бьет их в спину, талдычит одно и то же, будто пытается заставить понять, как важно любить. И у него это получается. Что ответить, если твой язык бесполезен? Что сказать, когда голос твой не будет услышан?

«Только дела имеют значение», — подумал Михаил. Слова пришли сами собой, будто воспоминания из далекого прошлого. А с ними вернулись и те, кого он любил когда-то. Любит по-прежнему. Мать, отец, дочь. Их образы так ярко стояли теперь перед глазами. Они все были рядом с ним. Живые, настоящие. Сомнения развеялись разом. Конечно, его чувства и тогда, и сейчас — настоящие.

Движение рукой, будто отмахнулся от мухи. Образы послушались.

Он уселся в кресло, запустил на панели громкую связь и отчеканил в микрофон:

— Всем собраться в комнате отдыха через полчаса. Это касается каждого.

Его собственный голос, неузнаваемый, такой чужой, пронесся по отсеку. Все решится очень скоро. Оно получит их ответ.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

В комнате отдыха тесно. Сидит только Алексей, четыре других кресла пустуют. Люди жмутся к стенам искусственного дерева, тяжело дышат, смотрят друг на друга влажными глазами. Молчат.

Михаил входит. Алиса поворачивает голову, смотрит на него выжидающе. Никто не решается спросить — для чего командир собрал их. Но в их глазах он читает понимание. Они ждали этого уже давно, но им было страшно, страшно и ему.

Пять минут он разглядывает их лица, молясь, чтобы хоть один высказался, взял слово, чтобы остановить… Хотя бы немного притормозить грядущее, но они молчат, для их ответа уже не нужен язык.

Только дела имеют значение.

Легкая вибрация в спине. Они все чувствуют её. Он знает это, ощущает, как они, видит, как они, и хочет плакать — до того близок ему каждый из них. Он