Книга Большие истории для маленького солдата - Бенни Линделауф

Бахману, но произведенный Артуром Лютом фурор был грандиозен. Сидя в деревянном ящике, стоящем на запятках кареты, Зета видела это своими глазами через щелки между досками.

Сам Артур выглядел потрясающе. Кроме ядовито-зеленой мантии и перчаток он надел еще бархатную шляпу того же цвета. Сидел неподвижно и лишь изредка поворачивал голову. И тогда Зета замечала, как сверкает его взор, но в губах его не было ни кровинки.

Большинство горожан никогда в жизни не видели принца Люта: он почти никогда не выходил из замка. Но они прочитали афиши, там и сям расклеенные по городу. Люди в возбуждении указывали на него рукой и произносили его имя, кто шепотом, кто громко, а когда он доехал до театра, за ним следом шла такая толпа, будто это был крысолов из Гамельна. Когда он вышел из кареты, лакеям пришлось оттеснить толпу силой, а то его могли бы задавить.

Предыдущий театр, стоявший на этом месте, сгорел одиннадцать лет назад во время спектакля. Городское управление задалось целью построить такое новое здание, глянув на которое все тотчас забыли бы об этом позорном событии. В народе новое здание называли «коробка с печеньем»: тридцать четыре мраморные колонны, похожие на розовые с белым карамельные палочки, овальные окна цвета шоколада и медная крыша с зеленой патиной.

Артистический вход находился сзади и напоминал муравейник. Через узкую дверь туда и сюда проносили ящики и сундуки, среди них сновали костюмеры, заведующие реквизитом, рабочие сцены. Фрау Шварц велела поставить ящик с Зетой сразу за сценой, но ни на миг не упускала его из виду.

Через щелочку Зете была видна только задняя сторона помоста для кукольного театра, поставленного на большую театральную сцену. Наверх вела приставная лестница. Зета увидела выступающего кукольника, точнее сказать его ноги, точнее сказать его ноги сзади, которые передвигались по узкому деревянному настилу то влево, то вправо. Голос кукольника гремел на весь зал, слов было не разобрать, но звучал он слишком монотонно и напыщенно. Этот в конкурсе не выиграет, подумала она.

Зета сама не заметила, как задремала. Но вдруг резко проснулась.

Она увидела склонившуюся над ней фрау Шварц. Ящик, в котором сидела Зета, был оторочен по краю красной ленточкой, так что Зете показалось, будто над ним висит отрубленная голова. Фрау Шварц не говорила ни слова, но взгляд ее был достаточно красноречив. Поторапливайся!

Сцена уже освободилась.

Зета была заранее полностью одета для первого действия, на ногах и руках были закреплены деревянные накладки. Оставалось только надеть маску. Фрау Шварц, точно ястреб, оглянулась вокруг, не видит ли их кто-нибудь.

Зета слышала доносившиеся волнами звуки из зала, люди разговаривали, смеялись, двигали стулья. Где-то в глубине зала играл маленький оркестр, заполнявший антракт между двумя выступлениями, а высоко над головой потрескивали свечи в люстре под самым потолком.

– Еще пять минут, – пробормотала фрау Шварц, привязывая к деревянным накладкам последние нитки. – И знай: если выкинешь какой-нибудь фокус и наш секрет откроется, то я лично позабочусь о том, чтобы тебя немедленно засадили в тюрягу. А тюрьма – это ад, уж поверь мне. Там всем несладко, а уж о карликах и говорить нечего.

Сквозь прорези для глаз Зета посмотрела вверх. Прислонившись к перилам подмостков, Артур Лют стоял высоко над ней. Свет люстры падал на парик с белыми локонами, и лицо его казалось почти прозрачным. Зета видела, что он старается глубоко дышать, чтобы овладеть собой. В этот миг она заметила, насколько у нее самой учащенное дыхание. Зета сглотнула, поправила маску и сосредоточилась.

Шум в зале стих.

Она наклонилась вперед и почувствовала, как натянулись нитки.

Большой занавес раскрылся.

XXII

Все газеты страны писали в те дни о конкурсе театров марионеток. И не потому, что журналистам больше не о чем было писать. В ту пору континент был охвачен войнами, на востоке жизнь еще не устоялась после государственного переворота, с запада приходили слухи о том, что в каком-то городке люди поедают собственных детей, а с густонаселенного юга после наводнения потянулись толпы беженцев. И тем не менее даже самые большие газеты уделяли конкурсу марионеток много места. На первых полосах мелькали такие заголовки:

РЕДКАЯ КРАСОТА НА НИТКАХ!

Или:

ИМПЕРАТОР ПОРАЖЕН УРОВНЕМ КУКОЛЬНОГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ!

Зета уже не помнила, сколько раз она репетировала «Ужасающую историю о Синей Бороде и его пяти женах», но знала точно, что три четверти репетиций заканчивались плачевно. Она уже забыла, сколько раз спотыкалась и падала. Не говоря уже о тех случаях, когда она едва не вывихнула себе руки и ноги, оттого что шла влево, хотя должна была идти вправо, или садилась, хотя должна была стоять. Но в процессе репетиций накапливался опыт. Как будто она была сосудом, и этот сосуд, капля за каплей, наполнился знаниями и умением быть идеальной марионеткой.

Теперь она ощущала натяжение нити в тот же миг, как только та начинала натягиваться. Нет, это не главное. Если принц дергал за нить, соединенную с ее головой, она не просто следовала грубому рывку, которым его скрюченные пальцы пытались ею управлять. Она переосмысливала его команду и выполняла то естественное, неповторимое движение, какое на самом деле должна была сделать ее героиня, причем не опережая натяжение нити и не запаздывая.

Она уже не играла марионетку и не играла жен Синей Бороды. Она на самом деле была женами Синей Бороды. И когда первая жена в страхе отпрянула при виде Артура Шварца, появившегося на сцене в огромных сапогах с отворотами, ее лицо исказилось от беззвучного крика, – крика, идеально озвученного фальцетом принца. Деревянный канделябр с нарисованным желтым пламенем упал со стуком на пол точно вовремя.

Зета слышала, как публика затаила дыхание.

Один-единственный раз за весь спектакль Зета на миг увидела лицо Артура: когда пятая жена Синей Бороды смотрелась в зеркальце. В нем отражался принц.

Зета никогда не находила сына фрау Шварц красивым мужчиной, да и в эту минуту он вовсе не был красивым. Но сейчас его сосредоточенное лицо словно светилось изнутри, боль, так часто уродовавшая его черты, отступила. Зета могла бы поклясться, что заметила даже улыбку у него на лице, улыбку, предназначенную только ей, Зете Шметтерлинг.

Когда Зета в последнем действии приперла Синюю Бороду к стенке, в зале воцарилась такая тишина, что казалось, будто он пуст. Но когда она взяла в руки огромный окровавленный топор и одним движением отрубила Синей Бороде голову