Книга Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 2 - Семен Маркович Дубнов

тайного убийцы-отравителя, подо­сланного партией обскурантов во Львове.

Страстную борьбу партий вызвало реформационное брожение в Венгрии, стране сильного консервативного раввината. Во главе воинствующей ортодоксии стоял пресбургский раввин Моше Софер (ум. в 1839 г.), ярый враг европейского просвещения, написавший в своем предсмертном завещании детям: «Не берите в руки книг Мои­сея Мендельсона» («bessifre Ramad — al tischlechu jad»). Хасидское гнездо, устроенное в округе Уйгели цадиком-чудотворцем Моше Тейтельбаумом (ум. ок. 1840 г.), также служило оплотом против но­вых идей. И тем не менее в этом темном царстве блеснул яркий луч свободной мысли. Еще в начале века с попыткой реформы раввинизма выступил Арон Хорин, занимавший больше полустолетия пост раввина в Араде (1789—1844). Он начал дело с устранения не­которых мелких обрядов и суеверных обычаев, обосновывая свои от­ступления от общепринятого кодекса «Шулхан-арух» ссылками на более древние талмудические источники. Эти невинные реформы на­влекли на Хорина ряд преследований. Его оскорбляли арадские фа­натики во время проповедей в синагоге, а верховный раввин Офена, к которому Хорин обратился за защитой, потребовал от него пись­менного отречения от ереси. Хорину пришлось прибегнуть к защите суда, но, выиграв процесс (1807), он простил своих врагов и отказал­ся от взыскания наложенного на них штрафа. Весть о гамбургской храмовой реформе 1818 года окрылила Хорина, и он откликнулся на нее тем одобрительным научным отзывом, которым воспользовался для своей цели агитатор Либерман (§ 10). В своей книге «Iggeret Eliassaf» (1826) он обосновал доводами из древнего законодательства право духовных вождей изменять религиозные обряды в духе време­ни. Позже Хорин примкнул к более крайнему крылу реформистов и в год своей смерти выразил одобрение резолюциям брауншвейгско­го раввинского съезда.

Новую линию повели преемники Хорина в деле реформы, выс­тупившие в 40-х годах, когда на очереди стоял вопрос об эмансипа­ции. Они исказили религиозную реформу, связав ее с начавшимся тогда процессом мадьяризации. Ища равноправия на пути слияния с господствующей нацией, новая еврейская интеллигенция Венгрии усердно ассимилировалась. Даже в немецких и славянских местностях Венгрии, по словам современника, в еврейские семьи принима­лись только мадьярские кормилицы и няни. Начатая в семье мадьяризация продолжалась в школе. Венгерский язык стал языком пре­подавания в еврейских школах Пешта, Арада, Каниша и других го­родов. В образованных кругах он вытеснил разговорный еврейско-немецкий язык. Пятикнижие и другие части Библии, а также молит­венник были изданы в венгерском переводе. Даже синагога сдела­лась рассадником мадьяризации. Появились еврейские проповедни­ки, говорившие с амвона на чистом венгерском языке, рискуя не­редко не быть понятыми аудиторией. Эту болезненную ассимиля­ционную горячку, охватившую верхи общества, ревнители стари­ны хотели лечить средневековыми рецептами. Моше Софер хода­тайствовал перед правительством о восстановлении карательной власти раввинов и о дозволении им наказывать нарушителей ста­рых обычаев денежными штрафами, арестом или выставлением в синагоге к позорному столбу («куна»). Правительство, конечно, не вняло просьбе обскурантов, а реформисты, ожесточенные фанатиз­мом ортодоксов, становились все радикальнее в своих требованиях.

Энергичным вождем радикалов сделался Леопольд Лев (Löw, 1811—1875), питомец моравских и венгерских талмудических школ, получивший общее образование в лицее Пресбурга, резиденции Моше Софера, и в Пештском университете. В 1841 г. Лев занял пост раввина в Канише, а в 1846 г. в Папа. Здесь он пошел по стопам Хорина, но в более крайнем направлении, постоянно преследуемый ор­тодоксами и отражая преследования. Он произносил свои синаго­гальные проповеди на венгерском языке и в своих сочинениях разви­вал идею мадьяризации, как непременное условие гражданского рав­ноправия. Как теоретик религиозной реформы Лев заходил далеко, оспаривая авторитетность даже первоисточников талмудической письменности (в первой его книге «Реформа раввинского ритуала», появившейся в 1839 г. на немецком языке). Фанатик буквы закона и обряда Моше Софер и прогрессист Леопольд Лев стояли на проти­воположных полюсах религиозной мысли, и борьба между обоими направлениями примет еще более острые формы после революции 1848 года.

§ 20. Литературное возрождение

Начавшееся в австрийском еврействе умственное оживление вызвало временный литературный ренессанс, отличавшийся от гермайского тем, что это было возрождение не только еврейской мыс­ли, но и национального языка. В Германии сделанная еще в преды­дущую эпоху попытка возродить древнееврейский язык для нового литературного творчества потерпела неудачу, и почти вся научная литература 1815—1848 гг. имела своим орудием язык немецкий, став­ший и обиходным языком германских евреев. Не то видим мы в Ав­стрии, где онемечению (а в Венгрии мадьяризации) подверглись толь­ко небольшие круги общества, между тем как огромные массы со­хранили свой разговорный «жаргон» и религиозно-литературный язык — древнееврейский. Здесь новая, светская литература должна была по необходимости пользоваться библейскою речью, только обновленною, приспособленною к современными сюжетам. Это двой­ное обновление, и содержания и формы, совершалось преимуществен­но в той культурно отсталой Галиции, которая до тех пор знала лишь два рода литературы: раввинскую схоластику и хасидскую мистику.

В 1820 г. в Вене начал издаваться ежегодник на древнееврейс­ком языке с прибавлением статей на немецком с еврейскими литера­ми, под заглавием «Биккуре гаитим» (Новинки сезона). Редактором первых выпусков ежегодника был тот стилист Шалом Гакоген, ко­торый десятью годами раньше безуспешно пытался воскресить уга­савший в Германии «Меассеф» (том I, § 34). В первых томах венского издания эта попытка была повторена: авторы статей явно подража­ли стилю и сюжетам своего германского образца, откуда иные ста­тьи даже прямо перепечатывались. Но мало-помалу тип издания ме­няется. Вместо наивных стилистических упражнений в прозе и сти­хах начинают появляться оригинальные статьи новых писателей: исследования по еврейской истории, сатиры, поэтические произве­дения, обнаруживающие брожение умов. Руководителями издания, с 1823 года, являются вожди пражской интеллигенции Моисей Ландау и Иегуда Ейтелес, но главные сотрудники набираются из Галиции. На 12-м томе (1831 г.) издание прерывается и уступает место науч­ным периодическим сборникам под заглавием «Керем хемед» (Пре­красный виноградник), которые печатались в 1833—1843 гг. сначала в Вене, а потом в Праге. Сборники имели оригинальную форму: на­учные исследования по еврейской истории и литературная критика излагались там большей частью в форме дружеской переписки меж­ду сотрудниками, выдающимися писателями Галиции, Италии и Гер­мании. То был живой, нередко переходивший в горячую полемику, обмен мыслей, свидетельствовавший, что историческая критика зах­ватила многие умы, как сила, освобождающая от оков слепой тради­ции. Под покровом специальных научных исследований чувствова­лось биение общественного пульса, слышались отголоски борющих­ся идейных течений.

В центре этого научно-литературного движения стоял Соломон Иегуда Рапопорт (инициальное литературное имя — С. И. Р. или Шир). Уроженец Галиции (род. во Львове в 1790 г., ум. в Праге в 1867 г.), он прошел строгую талмудическую школу, охраняемую от всякого проникновения «вольного духа». Когда Рапопорт, до­стигши уже вершин талмудической учености, вступил в кружок львовских «любителей просвещения», которые