Книга Японские призраки. Юрей и другие - Антон Викторович Власкин

в жутковатой ухмылке.

Гравюр с изображением расправы над Сакуро Адати до нас не дошло, но известно, что и он получил по заслугам. После смерти жены Кохейдзи несчастья преследовали его плотной чередой. Кульминацией неприятностей явилась драка, в которую он ввязался. Неприятель избил его до полусмерти и столкнул в пруд (возможно, Сакуро был сброшен в пруд, вылез из него и был избит до полусмерти). Он впал в беспамятство, начал бредить и, так и не просыпаясь, перешёл в мир мёртвых.

Надо сказать, что изложенный здесь вариант этой мрачной истории далеко не единственный. Например, в пьесе «Живой Кохада» Сенсабуро Судзуки любовники остаются живы. Они спасаются бегством, а за ними неторопливо ковыляет Кохейдзи. Шум моря. Занавес.

Советы дилетанта: Любители японской кухни наверняка знают, что существует рыба кохада. Немного соевого соуса и соли сделают вашу встречу с кохадой незабываемой. Когда-то бойкие японские мальчишки шутили на этот счёт: «Чего мне бояться? Глядите! Я кохаду ем!» В принципе, вы можете последовать их примеру. Обычному человеку призрак Кохады не опасен. Если только вы не связаны с театром. Если быть совсем точным, с театром кабуки. Как говорилось в начале этой истории, исполнители ролей призраков рискуют тем, что станут мишенью всевозможных бед. Говорят, что те актёры, которым довелось играть роль Кохады, часто испытывали на себе мстительный нрав своего призрачного коллеги. Болезни, несчастные случаи и, страшно сказать, неудачи на сцене становились спутниками таких исполнителей. Это же касается тех, кто позволяет себе вспоминать о Кохейдзи в насмешливом и непочтительном тоне.

Самым разумным в этой ситуации будет вообще не обсуждать покойного актёра. Если же вы решили попробовать себя на сцене в амплуа Кохады, будьте готовы к всевозможным сюрпризам. Скорее всего они будут не очень приятные.

Личное дело:

Сакура Согоро

Читая трагическую историю Согоро, нельзя отделаться от чувства, что изумление и страх внушает не само появление и действия юрей, а сугубо бытовые обстоятельства, окружающие его появление. Как станет понятно из нижеизложенного, речь, конечно же, идёт о человеческой жестокости и о странной системе взглядов на мир. Странной настолько, что в какой-то момент читателя может охватить подозрение, что в этой истории участвуют не вполне нормальные люди, а скорее жертвы лоботомии.

Но ближе к делу.

Перед тем как начать рассказ о юрей из окрестностей замка Сакура, необходимо привести маленькую историческую справку. Крестьяне, считавшиеся, кстати, вторым по значимости сословием после самураев, находились в положении поистине ужасающем. Налоги, которые могли взиматься как рисом, так и деньгами, достигали пятидесяти процентов от урожая. Сам рис, между прочим, оставался для земледельца лакомством, на столе чаще появлялись просо или репа. Хитрая система складывалась из налога на урожай, который теоретически можно было бы получить с данного участка земли, налога, определяемого на основании конкретного урожая в данной деревне, и с риса, хранимого в амбарах. Кроме этого, землевладелец мог прибегать к добровольно-принудительным займам у своих крестьян (скорее принудительным), которые потом возвращал крайне неохотно, если вообще возвращал. Впрочем, во времена, предшествовавшие сёгунату Токугава, налоги доходили до семидесяти процентов с урожая, что говорит об относительности всех горестей и забот.

Рис. Территория замка Сакура. Современный вид.

Некий господин Хотто Коцукэ-но Сукэ Масанобу (в дальнейшем я позволю себе называть его просто господин Хотто), владелец замка Сакура, член совета городзю (административный совет при сёгуне), богатый землевладелец и просто негодяй, завёл в своих землях такие порядки, что его крестьяне уже задумывались: а не вернулись ли те самые времена, когда налог приближался к ста процентам? В эпоху смут и раздоров бывали случаи, когда налетевшие на конях сборщики налогов поджигали дома, насиловали женщин, собирали стопроцентный налог и уносились прочь.

Поставленные на грань выживания крестьяне терпели, сколько могли, после чего смиренно возопили о милосердии. Желая потрясти устои несправедливости, не нарушая действующего законодательства, они принялись досаждать петициями непосредственным подчинённым их господина. Жалобы, обращённые к чиновникам, управляющим угодьями Хотто, не возымели никакого действия. Скорее всего жадные управленцы просто участвовали в узаконенном грабеже, насколько позволяло их положение. Интересно, что сложившаяся система запрещала жаловаться вышестоящим через голову непосредственных начальников. Ослушников ждала суровая кара.

Старосты деревень собрались на совет, на котором было решено, что дальше так продолжаться не может и надо следовать в Эдо в поисках правды. Предлагалось подать прошение кому-нибудь из городзю. Дескать, коллега господина Хотто может устыдить его, и тот образумится. Присутствовавший на совете почтенный староста по имени Согоро, заметил, что идея выеденного яйца не стоит. Никто из вышестоящих не захочет портить отношения с равным себе ради жалоб какой-то деревенщины, а вот просителям может и не поздоровиться. Впрочем, добавил он, каждый волен поступать, как считает нужным. Выводы Согоро оказались удивительно точны. Петиция, вручённая некоему товарищу господина Хотто, на следующий день вернулась к отправителям. Доставивший её чиновник пояснил, что за такую дерзость полагается казнить без сожалений, но его господин добр и милосерден, так что мужичьё должно немедленно убраться из столицы со своей паршивой бумажкой. Товарищи Согоро совершенно пали духом, не представляя, что делать дальше, куда идти и кому жаловаться. Но тут сам Согоро предложил план, потрясающий своим размахом. Нужно было всего лишь подать петицию самому сёгуну. Результат практически гарантирован: внимание к жалобе со стороны высших и жестокая смерть для подателя жалобы. Я позволю себе опустить диалоги, полные высоких слов о долге, судьбе, жертве во имя общего дела, и т. д. Интересно, что сам Согоро догадывался, что дело может закончиться таким образом, и перед отъездом в Эдо трогательно попрощался со своей семьёй. Существует рассказ о том, что, решившись на путешествие в Эдо и зная о последствиях, Согоро пустился в путь немедленно, чтобы решимость его не ослабла. Дорога привела его к реке, где все лодки были прикованы к причалу (приближалась ночь, не самое лучшее время для переправы). Казалось, сама судьба останавливала решительного крестьянина. Но Согоро был твёрдо уверен в своём выборе! Он упросил местного лодочника нарушить правила, и тот разрубил цепь, приковывавшую лодку. Путешествие Согоро продолжилось.

На следующий день Согоро спрятался под мостом, по которому должен был проехать Токугава Иэмицу со своей свитой. Прошение он предусмотрительно привязал к бамбуковому шесту. Когда мост загудел под тяжестью процессии, Согоро выскочил и с криком: «Смиренно прошу дать возможность подать петицию!» — засунул шест со свитком прямо в окно паланкина сёгуна. Почему человек с палкой, выскочивший из-под моста, не