Книга Насущный хлеб сражений. Борьба за человеческие и природные ресурсы в ходе гражданской войны в США - Джоан Э. Кэшин

горячая сторонница Конфедерации, жившая на ферме в окрестностях Кливленда, Теннесси, была поражена, увидев, как солдаты разламывают изгороди и в целом «очень грубо» себя ведут. Когда они попросили у нее еды, она им отказала. Дэвид Дедерик, владелец магазина, секретарь округа и мелкий рабовладелец, неохотно поддерживавший Конфедерацию, тоже был не в восторге от действий обеих армий. Он жил в Ноксвилле, Теннесси, – с весны 1861 года до сентября 1863 года эта территория находилась под контролем армии Юга – и видел своими глазами, как военные конфисковывали собственность как у сторонников юнионистов, так и у сторонников Конфедерации. Рассуждения о «военной необходимости» не вызывали у него сочувствия. Однако армия Севера, прибывшая в Ноксвилл в 1863 году, вела себя точно так же. Обе армии, по словам Дедерика, поджигали дома и рубили деревья, – и он почувствовал себя преданным. Мирные жители, не имевшие политической позиции, тоже обвиняли и тех, и других. Жительница Виргинии Джозефина Роудил, чьи родственники жили на Севере, ругала обе армии за то, что в 1863 году они уничтожили лес вокруг Уинчестера[269].

Коммунализм, ярко проявлявшийся в начале войны, в 1863 году пошел на спад. Материальные ресурсы, которые до этого казались неиссякаемыми, уже подходили к концу, и каждому приходилось думать о собственном выживании. Матильда М. Чемпион из Миссисипи была недовольна, что другие мирные жители подняли стоимость хвороста: с ее точки зрения, это было несправедливо. Некий житель Северной Каролины заявил, что зимой дерево становится таким же необходимым для выживания, как и еда, поэтому повышение цен нельзя считать ничем иным, кроме как вымогательством. Впрочем, некоторые обычаи сохранились. Как писала Джозефина Хук, дочь судьи, белые южане, которым пришлось покинуть свои дома, рубили хворост везде, где его видели, не спрашивая ничьего позволения. В этом проявилось наследие довоенного принципа «круглых сорока акров», переместившегося из контекста изобилия в контекст отчаянной нехватки ресурсов. И все же армии продолжали разрушать среду обитания – в том числе и частные дома[270].

Глава 5

Здания

После 1861 года пространство частного дома превратилось в арену ожесточенной физической, логистической и психологической борьбы между мирными жителями и солдатами. Предполагалось, что дом – это священный приют, самое безопасное место на свете, однако, как это происходило во время многих других вооруженных конфликтов, война положила подобному представлению конец. Обе армии приучились рассматривать жилое строение с прагматической точки зрения – для них это было место, где можно было встать на постой, заняться лечением раненых, выспаться, собрать строительные материалы, спрятаться от врага. Кроме того, дома использовали в качестве укрепления, из которого велась стрельба по неприятелю. Если дом мешал продвижению войск, он мог быть разрушен. С самого начала войны обе армии заняли, разобрали и уничтожили множество жилых строений. Мирные жители зачастую испытывали глубокую эмоциональную привязанность к этим зданиям, которые играли особую роль в окружающем ландшафте. Уничтожение дома означало для них, что разрушено может быть все что угодно. В Военном кодексе упоминалась концепция частного жилья: согласно статье 52, солдатам запрещалось заниматься «грабежом и мародерством», а в статье 54 утверждалось, что военные не должны «разрушать и портить» дома мирного населения; те, кто повредил чей-то дом без приказа, могли предстать перед военным трибуналом. Однако, как мы уже видели в случае с провиантом и древесиной, распоряжения такого рода мало влияли на поведение солдат в поле[271].

Оказавшись на Юге, янки открыли для себя множество типов построек, при этом бо́льшая часть солдат Севера никогда ничего подобного не видели. С самого начала войны они уходили из лагерей и рассматривали здания, обращая внимания на их размер и на то, в каком стиле и каким образом эти здания были построены. Например, сохранились описания широких веранд, характерных для сельской местности в Виргинии. Во время марша северяне с восхищением смотрели на то, что капитан Джордж Л. Вуд называл «роскошными» поместьями с прилегающими угодьями. Однако порой к восхищению примешивалось отвращение. Сенека Тролл, военный врач, заявил, что владелец такой роскошной усадьбы, «аристократ», эксплуатировал представителей рабочего класса обеих рас. Солдаты не выказывали подобного интереса к жилью обычных южан, но иногда заглядывали в дома среднего размера, отмечали расположение комнат и вполне могли дать жилью свою оценку. Осмотрев деревянный фермерский дом, Остин Стернз с пренебрежением отметил простецкую мебель, отсутствие остекления в окнах и нехватку личного пространства. Как бы северяне ни относились к плантаторам, жилища белых бедняков они называли крошечными и грязными[272].

Большинству солдат Конфедерации был прекрасно известен местный тип архитектуры, поэтому они реже упоминали о зданиях, которые видели во время марша. Если южанин все-таки описывал какой-либо частный дом, он отмечал его возраст, размер и расположение – «старинные» здания в одном месте и рассыпанные вокруг деревни домики в другом, как сообщал капрал Джордж Низ. Капитан Уильям У. Блэкфорд, бывший до войны инженером, видел разницу между «славным сельским домиком» и несколько раз перестроенной «развалюхой», при этом он не стал добавлять к описанию никаких политических комментариев. Кроме того, военные могли отметить детали и события внутренней жизни дома – например, увидели чистую и аккуратную кровать или услышали, как кто-то играет на фортепиано. Жилища белых бедняков солдаты-мятежники любого социального происхождения упоминают крайне редко[273].

Но как бы военные ни относились к тем или иным типам жилья, обе армии активно использовали частные дома. Задолго до выхода приказов Поупа (июль 1862 года) эти дома превращали в госпитали, наблюдательные пункты, штаб-квартиры или казармы. Порой северяне располагались в скромных домиках фермеров или мельников, и все же они предпочитали поместья. Так же поступали их противники-конфедераты. Обе армии следовали совету Генри Ли Скотта, опубликованному в его «Военном словаре», и выбирали надежные кирпичные строения, откуда открывался хороший обзор. Дома плантаторов идеально подходили под это описание: они были большими, как правило, кирпичными и зачастую стояли на вершине холма[274].

Обе армии предпочитали именно кирпичные здания. С одной стороны, кирпич – это прочный материал; с другой, как это ни парадоксально, его можно было использовать и для других целей. Бо́льшая часть кирпичей была сделана вручную из лежащей у поверхности глины и обожжена в местных печах. Не каждая семья могла позволить себе дом из кирпича, однако этот материал отличался стойкостью и красотой. Кроме того, кирпичный дом ассоциировался с богатством и преданностью общине; такие дома строили на века. Например, к началу войны дому хозяев плантации Беркли, Виргиния, уже исполнилось 135 лет. В военное время у кирпичей обнаружились и другие достоинства: они не горели, не пропускали воду, и носить их было проще, чем камни[275].

Илл. 6. Дом Грисби, Сентревилл, Виргиния, в котором размещалась штаб-квартира генерала Джозефа Э. Джонстона. 1862 год. Библиотека Конгресса США

Обе армии не упускали возможности занять кирпичное здание. Летом 1861 года солдаты-мятежники реквизировали под штаб-квартиру дом Уилмера Маклина, поскольку это кирпичное здание, стоявшее на вершине холма возле Манассаса, Виргиния, идеально подходило для военного применения. Другие кирпичные здания превращали в полевые госпитали, даже если их владельцы были сторонниками Конфедерации. Иногда такие дома использовали в качестве щита. В октябре 1861 года в Виргинии южане спрятались во время артиллерийской дуэли с федеральной армией за внушительным кирпичным зданием, и весь удар пришелся именно на него.