Книга Время вороньих песен - Мара Вересень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Холодно, – сказала я, – можете прикрыть окно?
– Обойдетесь.
– Вам же претит шмыгающий нос, – ляпнула я, и застыла, сообразив, что выдала себя с потрохами.
Пешта подобрался, как гончая, вставшая на след, только что воздух носом не пробовал. Что делать, если сейчас спросит про освидетельствование? Спросил.
– Вы мне все время платки суете, вот я и подумала.
– Вранье.
– Вранье, – созналась я. Ну, раз уж у меня сегодня вечер откровений… Вон про бал ему растрепала и про танцы, про Холина с Асгером он и так знает. Он вообще про меня много чего знает, причем такого, чего я сама о себе даже не подозреваю, а это несколько несправедливо, будто я – та красная сфера на доске, все норовят пнуть в свое удовольствие и к своей пользе, а потом избавиться, как от балласта.
– Что там произошло? – спросил ведьмак. Занавеска рядом с ним вздымалась и опадала, и казалось, что кто-то большой и темный дышит с улицы и только и ждет, когда Пешта скомандует “ату”.
Я пожала плечами, обняла себя и заозиралась в поисках чего-нибудь… А вот и пиджак, небрежно свернутый и сунутый бессознательной мне под голову. Натянула на себя.
– Когда начался шум, у меня даже сомнений не было, что причина – вы. Лежите почти на полу и не дышите.
Очуметь! Полный зал, мать их, магов всех цветов и категорий и хоть бы одна скотина… Ну, ладно… Одна скотина нашлась.
– Это все Лар.
– Какой Лар?
– Он так себя назвал. Темный. Некромант. Он за столиком сидел, когда вы… когда я… Сидел за столиком. Лицо такое, будто я его видела уже, только вспомнить не могу, где и когда. Предложил в сферы играть. Объяснил правила. У меня случилось… Не знаю, как в храме, я видела… чудовище, и все были, как куклы на нитках и… Потом вы на меня набросились.
У Пешты в руках был блокнот и ручка. Вот когда он все успевает? Хотя, если у него столько всяких должностей, он просто обязан все успевать.
– Опишите. Подробно.
– Темный, – снова начала я, – некромант, от него пряностями пахло, кориандром. Все некроманты пахнут пряностями?
– Любопытно. Что значит “все”? Ммм… министр Питиво?
– Кардамон и душистый перец, – не раздумывая ответила я.
– Холин?
– Гвоздика, еще сирень и… карамель, – на карамели я покраснела.
Пешта смерил меня уничижительным взглядом и велел вернуться к Лару. Но кроме волос с проседью и того, что я его уже видела, я никак не могла больше ничего вспомнить, хотя видела очень близко. Я начинала вслух несколько раз, пока Пеште не надоело и он меня не прервал.
– Так действует заклинание личины.
У меня возникла странная мысль… Может я поэтому Огаста не воспринимала как личность? Но ведьмак меня разочаровал, подтвердив, что господин Арденн и был такой никакой.
– Огаст! Вот кого он мне напомнил!
– Заклинание личины, – попугаем повторил Пешта. – Цепляется за самый невыразительный образ.
– Нет! Вы не поняли! Огаст не всегда был такой, – говорила я и вспоминала наверное в тот же момент, как слова срывались с губ, или наоборот, сначала вспоминала… и по коже вновь драло ознобом, только открытое окно было здесь ни при чем, и казалось, что как в день отъезда из Дат-Кронен, из-под пола тянет свечным воском и тленом.
– Какой? Когда? – спокойно и холодно уточнил Пешта, и меня выдернуло оттуда, куда я едва не провалилась.
– Тогда. Когда он… они ко мне приходили. Не всегда, но такого я помню.. Вспомнила… Один… Был… запрещал закрывать глаза, когда…
– Лицо, как выглядел?
– Скулы такие, как лезвия и пальцы тонкие и улыбался словно… вампир.
– Дивно… А теперь опишите мужа.
От этого безразличного голоса отчего-то сразу становилось легче. Не совсем, однако.. Я припомнила подробно и поняла, что описала разных, но похожих мужчин, братьев или близких родственников. У Огаста только скулы и были хороши, и наверное, брови, почти ровные, а к краю – резко вниз и чуть вдавленные в череп виски.
– Характерные черты для Крево, – поделился Пешта.
Я встала, прошла мимо него к вместилищу спиртного и под пристальным взглядом плеснула себе в ближайший стакан. Даже если из него уже пили – все равно продезинфицируется. На вкус оказалось куда лучше тролльего самогона. Может мне тоже шмыгающий нос претит, потому что это, в первую очередь, мой нос.
– Так он действительно его бастард? – чувствуя, как меня окончательно отпускает, а по телу разливается тепло, спросила я и, за неимением лучшего, запила водой из стоящего рядом графина.
Ведьмак отложил блокнот и теперь, опершись о подоконник, внимательно наблюдал за мной поблескивая глазами. От взгляда стало жарче, будто я еще немного выпила.
Галстука на Пеште тоже не было, верхняя пуговица рубашки – расстегнута, а остальные… ткань натянулась и казалось, будто они вот-вот выскользнут из петелек… Я выдохнула и отошла подальше, за стол. Чтобы он нас разделял. Стол разделял, а взгляд – притягивал.
– Могли бы и поинтересоваться экстерьером будущего супруга. Вы настолько нелюбопытны?
– Не хочу остаться без носа.
– Проявлять любопытство не значит совать вышеозначенный орган во все доступные… – он замолчал.
– Что?
– Прекратите так смотреть.
– Как?
Я даже пискнуть не успела, как Пешта, словно притаившийся в засаде кот, рванулся, скогтил меня, прижал к стене и впился в рот поцелуем, будто укусил или пометил. Затем рывком задрал алые шелка, бисер и кружева, сжал жесткими горячими пальцами бедра, затем подхватил мою ногу под коленкой, приподнял, устроил у себя на талии и так, придерживая, прижался теснее. Чтобы я почувствовала. И все это молча, не моргая и не отводя жадного взгляда. Дрожь желания пробежала по нам одновременно. Как сигнал…
– Я вас ненавижу, – с чувством проговорила я некоторое время и некоторые действия спустя, слегка стыдливо (хотя