Книга Библейские мотивы: Сюжеты Писания в классической музыке - Ляля Кандаурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Землю Мориа обычно отождествляют с горой Мориа в будущем Иерусалиме, или Храмовой горой — сакральным для иудеев и мусульман местом, где впоследствии воздвигнут оба еврейских храма243. Авраам с двумя слугами и младшим сыном шли к ней в течение трёх дней. На гору они поднимались в одиночестве, причём Исаак нёс дрова, которые должны были гореть на жертвеннике, а его отец — огниво и нож. Возможные версии того, что происходило потом, можно увидеть на нескольких работах Рембрандта, обращавшегося к этому сюжету как минимум трижды — раз в десятилетие. На знаменитой картине 1635 г. мощный старец левой рукой зажимает лицо отрока, лежащего на спине с запрокинутой головой, как жертвенное животное. Мы видим их через долю секунды после того, как правой он должен был нанести удар по открытой шее сына, — но нож выронен и свободно падает, а ангел, ворвавшийся в волнении туч и света (возможно, схвативший руку старика так неожиданно, что она разжалась), обращает к Аврааму почти сердитый жест. На гравюре 1645 г. — чуть более ранний момент: неся дрова на гору, Исаак вдруг спросил отца: «Есть у нас огонь и дрова, но где же агнец для всесожжения?» — «Бог уготовит себе агнца», — был ответ[146], и именно эту фразу, судя по указывающему в небо жесту, говорит здесь Авраам своему примерно 12-летнему сыну. Тот смотрит перед собой, не встречаясь с отцом глазами. Офорт244 1655 г. — самая поздняя из трёх работ — среди потоков штриховки, будто передающей движение ветра вокруг фигур, изображает измождённого старика, совершенно не похожего на могучего героя с полотна 20-летней давности. Он неловко держит нож в отведённой назад левой руке, правой прикрывая глаза худому мальчику, стоящему возле него на коленях, и прижимая его к себе. Ангел, который появляется из-за спины Авраама, прикасается к нему обнимающим жестом, но Авраам отстраняется, глядя куда-то за пределы гравюры.
Попытка интерпретировать сюжет о жертвоприношении Исаака так или иначе приводит художника к обдумыванию чувств любви, страха и горя, которые с пронзительной точностью переданы в этой работе Рембрандта. В уже процитированной книге Шалев предполагает, что после того, как ангел в последний момент предотвратил убийство Исаака, отец и сын не виделись больше. «Авраам пришёл к своим слугам и вместе с ними вернулся в Беэр-Шеву и долго жил там»[147], — сказано в Библии так, словно он и правда сошёл с горы Мориа в одиночестве.
Несмотря на то что на офортах Рембрандта рядом с Авраамом изображён мальчик-подросток, согласно раввинистической традиции на момент жертвоприношения Исааку было 37 лет245. В начале 1952 г., когда крупнейший английский композитор XX столетия, Бенджамин Бриттен, впервые начал работать с этим сюжетом, он был почти ровесником Исаака: полутора месяцами ранее Бриттену исполнилось 38. Сочинение, о котором идёт речь, написано в древнем жанре кантикля246 — духовного гимна-песни. Первоначально — как в восточном христианстве, так и в западном — кантикли могли распеваться на тексты псалмов и имели культовое назначение. Позже они стали свободным вокальным жанром, не обязательно предназначенным для исполнения в церкви, но по смыслу связанным с образами и темами, почерпнутыми из Писания.
Божественное — одна из центральных тем Бриттена, но ещё важнее для него образ жертвоприношения, исследование уязвимости и хрупкости человеческих существ, а также мотив любви и насилия, причём главные его герои — именно дети и отроки, мальчики — такие, как Исаак. Опера, в одночасье сделавшая Бриттена героем нации, — «Питер Граймс» (1945) — рассказывает о надломленном и мизантропичном герое, рыбаке из местечка в провинциальной Англии, который в своём безумии, ненависти к людям и амбициях губит в море приютского мальчика, отданного ему в помощники. Действие работы, написанной прямо перед кантиклем «Авраам и Исаак» — оперы «Билли Бадд» (1951), разворачивается на корабле: молодого, доверчивого, наивного матроса оговаривают перед капитаном судна, а из-за сильного заикания тот не может сказать ничего в свою защиту. Юноша бросается на клеветника, случайно убивая его, — теперь по регламенту он должен быть повешен, и капитан даёт этому произойти, хотя симпатизирует мальчишке и может вмешаться. Через пару лет после кантикля будет создана опера «Поворот винта» (1954): маленького ребёнка там обольщает, являясь с того света, таинственный призрак слуги, умершего при неясных обстоятельствах и имеющего необъяснимую власть над мальчиком, а молодая, амбициозная гувернантка пытается изгнать беса. Кто из них на самом деле повинен в смерти ребёнка, происходящей в последней сцене, мы не до конца понимаем. Этот список можно было бы продолжать. Неужели Авраам хладнокровно лжёт, говоря перед горой Мориа слугам «Останьтесь здесь, присмотрите за ослом <…>, а мы с сыном пойдём дальше, поклонимся Богу и вернёмся к вам»[148] и используя множественное число? Или, напротив, он прозревает будущее и говорит как истинный пророк, по-человечески, возможно сам не понимая смысл своих слов? Кому можно уподобить Исаака, идущего в гору с тяжёлыми дровами на плечах, чтобы там быть казнённым при помощи своей ноши? Почему, когда Авраам начал связывать его, молодой человек не усомнился во вменяемости отца и не стал драться за свою жизнь — ведь ему