Книга Пленники Амальгамы - Владимир Михайлович Шпаков

что ей все?! Где тут Бог?! Муся говорит: пути Господни неисповедимы, смиряться нужно… А я не хочу смиряться! Это неправильно, неправильно!

История не проникает в меня, тех, кого лично не видела и не знаю, я вообще не воспринимаю. Но истерика Кати, царапающей диван и ревущей в голос, позволяет сочувствию пробиться сквозь скальный слой. Я вскакиваю, глажу растрепанную голову, затем несусь в ванную и, намочив полотенце, возвращаюсь обратно. Вздрагивая от рыданий, Катя стирает с лица макияж.

– Не знаю, что с тобой делать… Одни советуют в психушку определить, но что она даст? Муся в Лавру тащит, к Гермогену… А я вот Ковачу этому поверила, хотя мало чего в его писаниях понимаю… А? Чего молчишь? Тебя ведь даже этот одноногий за версту начнет обходить, когда ближе познакомится… Тошно-то как, Господи!!

Она засыпает в одежде, не застелив постель. А я продолжаю мотаться, напряженно размышляя: что делать? Ага, поняла! Катю просто разрубили на несколько частей, как Осириса, кому такое понравится?! Задача: собрать части, склеить их посредством заклинаний. Только не знаю я заклинаний, вот беда! Или знаю? Я все быстрее хожу туда-сюда, бормочу незнакомые слова, возможно, древнеегипетские, а руками пассы делаю. Склеивайся, размочаленная Катина душа, становись единым целым! Вижу, та ворочается, что-то бормочет во сне, а тогда – еще пассы, еще добавить слов! Ничего, Катя, проснешься как новенькая, будем завтра сладости есть и смеяться над твоими Звонаревыми, над Варварами и прочими Эхнатонами…

Ритуал выматывает до предела, вскоре я тоже отключаюсь, чтобы во сне превратиться в Капитана. В настоящего, в белоснежном кителе, в фуражке с блестящей кокардой, командующего настоящим кораблем. Не катером задрипанным, снующим по рекам и каналам, а лайнером с тремя палубами, по которым разгуливают многочисленные пассажиры. Замечаю среди них Катю, Мусю, Варвару, Эхнатона, Марью Ефимовну, Дашку, даже Степаныч тут медалями звякает. Да еще, наглец, прется на капитанский мостик! Беру трубу-матюгальник, прикладываю ко рту и гаркаю:

– Не пускать сюда Степаныча!

– Как не пускать?! – возмущается тот. – Я офицер, пребывал в составе контингента!

– А вот так! – говорю. – Отправляйся в свой Мухосранск, мы поплывем другим курсом!

Каким? Это секрет, но я его, так и быть, открою. Мы отправляемся в тот благословенный край, где никто никого не мучает, не рвет на части, где нет страшных драконов, желтоглазых крыс, сжирающих тебя червяков и надоевших препаратов, что кувалдой ударяют по башке. И несчастных Кать там нет, в том краю они моментально делаются счастливыми, ведь души их подопечных не болят. Сверлящая, саднящая, невыносимая боль уходит, страхи испаряются, а искаженный мир делается ясным и понятным. Только в том краю X или Y могут сказать о себе: это – я! Они не безлики, не ничтожны, не потеряны во Вселенной – короче, они полноценные люди, не астероиды. Зачем тащить в тот мир Варвар с Эхнатонами? А пусть перековываются! Пусть знают, что можно жить по другим законам, не быть жадными и жестокими тварями, поэтому даже Степанычу место найдем (в третьем классе, чтоб жизнь медом не казалась).

Лайнер выруливает на фарватер и набирает ход. Путь неблизкий, но и корабль не тихоходный, он не плывет – летит над волнами. Стою, вдыхая свежий ветер, настроение – высший класс! И тут замечаю человека в таком же белом кителе. И в такой же фуражке с кокардой. Он поднимается на мостик и, отдав честь, отстраняет меня от штурвала.

– Извините, вы кто?!

– Ковач, – еще раз козыряет нежданный двойник, – капитан Ковач. Это я поведу корабль в благословенный край.

– А я?! – бормочу в растерянности. – Что мне делать?!

– А ты пока X. Неизвестная личность, нераскрытая. В каком-то смысле умершая. Так что жди своего часа, если повезет – воскреснешь!

Значит, рано бить в литавры. Сняв фуражку, в унынии спускаюсь вниз; а корабль тем временем набирает ход и несется на всех парах вперед…

Часть II

Круги инферно

1. Ковач

Он бросается в дорогу, как в спасительную стихию, что укроет от бурь и гроз, от недовольного начальства, от заклятых друзей, от предстоящего (наверное) развода, а главное, от работы. Не по месту службы – от сеансов на дому, что выматывали до смерти. Панацея от всего этого – побег, путь-дорога, смена обстановки, благо чемодан научился собирать за десять минут. Теперь быстрее вызвать такси и мчать, мчать, мчать! Куда именно, неважно. Куда пошлют. Ведь надо проводить апробацию новейших препаратов, что сыплются как из рога изобилия: антидепрессанты, антиконвульсанты, теперь вот таблетки, улучшающие когнитивные способности. То есть по замыслу – улучшающие, как оно на самом деле, неизвестно. Но это, опять же, неважно, если начальство то и дело вызывает на ковер, коллеги пишут кляузы, а Валерия постоянно исчезает. Понять ее можно, от домашних сеансов и ей досталось, но кто-то же должен помогать! Кто-то должен быть рядом, черт возьми, в одиночку Ковач эту гору не сдвинет!

В процессе сбора чемодана приходится заглядывать в шкаф, всегда набитый вещами Валерии. Ныне половина плечиков пуста, что означает: угрозы становятся реальностью. Зубной щетки в ванной нет, косметики в прихожей тоже. У двери всегда стояло в ряд несколько пар обуви, а тут лишь старенькие туфли, которые она обычно не надевала. Ковач берет в руки туфли, вертит их, сует в обувной шкафчик. Так, теперь уложить препараты. Они укладываются под крышку, поверх пакета с бельем, наверняка ведь придется предъявлять в аэропорту. Черт, молния не застегивается! Он раздраженно ее дергает, и тут звонок: прибыл, жду у парадной. Как прибыли?! Я заказывал на полчаса позже! После перепалки с таксистом Ковач обещает выйти через десять минут. И, застегнув кое-как молнию, начинает лихорадочно убирать листы, мольберт, карандаши – то, что обычно остается после сеанса.

Была бы его воля, он бы и атмосферу, зависшую в воздухе с позавчерашнего вечера, убрал куда подальше. Тяжкая была атмосфера, душная, такого отчуждения и окукливания личности давно не встречал. Андрей даже не разделся, так и сидел в старом и страшном пальто; и мать не могла помочь, только разозлила сына. А если контакт не наладился, результата не жди. Усаживай перед зеркалом, не усаживай – как говорится, мертвому припарки.

– Кого вы мне показываете?! Кто это?! Это не человек!

– А кто?

– Чехол! Он в чехле, разве вы не видите?! Все в чехлах!

– И я?

– И вы!

– И твоя мама?

Небритый парень зло расхохотался.

– Да она первая! Там не чехол, бетонный бункер! Бомбоубежище! Она залезла в это убежище