Книга Будни наемника - Евгений Васильевич Шалашов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы возились с трупом, вторая пара охранников, вооружившись кирками, очень кстати оказавшимися в телеге, принялась рыть могилу в каменистой почве, да так сноровисто, что за ними бы не угнались профессиональные могильщики с лопатами.
У людей бы начальник охраны отправил на грязную работу возчиков, не посмотрев, что те должны позаботится о лошадях, но здесь обслугу отвлекать от основной работы не стали.
Когда тангары углубились в землю на два фута, пошел сплошной камень, а кирки уже высекали искры, я махнул рукой:
— Достаточно.
Не вижу смысла долбить шесть футов, тем более в граните. Того, что выкопано, вполне достаточно, чтобы до трупа не добрались вездесущие вороны или звери.
Мы уложили труп латника в неглубокую могилу без гроба и без какого-нибудь покрывала, немного постояли и помолчали, а я шепотом попросил Единого принять душу безымянного латника в свое лоно, простить тому все его вольные и невольные прегрешения, потом бросил горсть земли на ноги парня, вытащил из кармана пфенниг и кинул вслед. Латник служил герцогу за плату, и у него должна быть монетка, чтобы отправиться в те края, куда он захочет. Впрочем, медяк, брошенный в могилу, это уже из обычаев наемников, которые соблюдаются крайне редко — то нет монет под рукой, а то и самой могилы.
Глядя, как гномы закапывают продолговатую яму, уже невесть в который раз за последнее время подумал, что парню, в общем-то, повезло. У большинства из тех, кто сражался со мной бок о бок, погибал, вообще нет никакой могилы. В лучшем случае камни, наваленные прямо на тело, но большинство находило свое последнее пристанище либо в оврагах, либо на дне реки, куда пейзане, стаскивали раздетые трупы.
— Господин граф, вы знали этого человека?
Ух ты, у главного гнома голос прорезался.
— Вы решили со мною заговорить? С чего это вдруг? — спросил я с иронией, через мгновение осознав, что вопрос прозвучал глупо. Разумеется, начальник охраны решил заговорить, раз задал вопрос.
— А разве старейшины не рассказали о наших традициях? — удивленно и, очень мягко спросил тангар, хотя мог бы обидеться.
— Как они могли мне что-то сказать, если я их не видел? — пожал я плечами.
— Разве? Насколько мне известно, вы знакомы и с главой Совета старейшин и его первым помощником.
Вот оно как. Димдаши — не просто высокопоставленные лица, а очень высокопоставленные.
— Я сегодня совершил очень серьезное преступление, за которое меня могут наказать, — продолжал гном. — Я заговорил с человеком на территории, отстоящей мене, чем за два дня пути от Винне-Ноу. Надеюсь, ограничатся годом заключения под стражу, но не дольше. Скажите — кем был мертвец?
Вот как. Опять какие-то традиции, табу… Что ж, коли два дня, то осталось недолго, потерплю. Авось послезавтра тангары смогут удовлетворить мое любопытство, а пока придется рассказывать мне самому.
— Этот человек — латник из отряда, отправленного герцогом, — пояснил я. — Об этом отряде вы должны знать от господ Димдашей. Скорее всего, он был отправлен в дозор, но его выследили и убили.
— Можно сказать, когда был убит воин?
Я слегка призадумался. Точно определить время смерти даже лекарь не сможет, тем более, нынче довольно прохладно, но попробую.
— Либо ночью, но, скорее всего, сегодня утром, — сообщил я, потом пояснил. — Могу ошибиться, но прошло от трех часов до четырех. Кровь застыла, но тело еще не окоченело, вороны не успели расклевать трупы — вон, у коня даже глаза не тронуты, хотя ими лакомятся в первую очередь. Опять-таки — сюда не успели сбежаться крупные падальщики, вроде волков или диких собак, а они чуют поживу издалека.
Про себя подумал, что падальщики наверняка здесь, они сейчас наблюдают за нами из укромных мест. Как только уйдем, явятся на пир.
Гном кивнул и отошел к своим. Не знаю, какие выводы сделал начальник охраны, а вот я понял, что помимо двадцати возчиков, с которыми предстоит вступить в бой, неподалеку есть еще существа, «присматривающие» если не за обозом, то за дорогой, и это мне не очень порадовало.
Кажется, все делали быстро, но все равно, из-за похорон латника стоянка затянулась почти на час. Плащ и камзол почистить не успел, только умылся да заполнил флягу водой и вновь зашагал за последней повозкой. Подумалось, что после экспедиции одежду придется кипятить в щелочи, а иначе не отстирается, а не испортится ли она после кипячения? Подумал, а потом посмеялся над самим собой. Я же уже не наемник Артакс, имевший одно-единственное платье на все случаи жизни, а граф и, стало быть, могу позволить себе обновить весь гардероб. Гораздо проще выбросить старую одежду или подарить ее симпатичному чучелу, чем мучить прачку.
Ближе к вечеру, когда мы вышли к реке и подошло время разбить бивак на ночь, я принялся с тревогой вглядываться в даль, беспокоясь — а не увижу ли очередной столб с обезображенным телом? К счастью, не увидел.
Возчики распрягли лошадей, напоили и отправили их искать себе корм, не озаботившись даже стреножить. Видимо, не беспокоились, что животные могут разбежаться. И на самом деле — пить кони пили, а вот ели без особого аппетита, а как бы по привычке, откусывая верхушки у самых высоких стеблей, не выбирая траву и даже не пытаясь сойти с тех мест, на которые их привели люди.
Существа, управляющие лошадьми, опять-таки ничего не ели и не пили, зато они уделили большое внимание повозкам, рядом с которыми пребывали весь день — осматривали и так, и эдак, залезали под днища, что-то там протирали и прочищали. И что уж там можно делать? Пыль вытирать? А еще старший упырь обошел все телеги, внимательно осматривая каждую.
У меня даже закралось подозрение — а не хотят ли возчики привести повозки в негодность — перекусить железные оси, пробить днище кузовов или хотя бы вытащить чеки? Но нет, ничего такого не увидел.
Гномы, выставив часовых, сели в круг и принялись перекусывать. Как я и предполагал, заморачиваться с варкой похлебки они не стали, костер на зажигали, но ужинали так обстоятельно и аппетитно, что мне стало завидно.
Но я не стал следовать примеру тангаров и давиться салом и сыром всухомятку. Развел для себя небольшой костер, вытащил из походного мешка медную кружку, вмещавшую пинту, сходил на речку и принялся чудодействовать — заваривать себе