Книга Диалоги. Апология Сократа - Платон

Федон. Рассуждение Сократа показалось убедительным и всем бывшим тогда при нем.

Эхекрат. Равно как и тем, кто тогда не был с вами и кто выслушал теперь твой рассказ. Чему же была посвящена дальнейшая беседа?

50

Федон. Когда сделана была Сократу эта уступка, когда, по-видимому, с ним согласились, что каждая идея есть нечто сущее, и что все остальные вещи, принимающие участие в ней, получают от идей свои наименования, Сократ задал такой вопрос:

– Если ты, сказал он, – придерживаешься такого взгляда, а затем говоришь, что Симмий больше Сократа, но меньше Федона, не думаешь ли ты, что в Симмии заключается и то и другое, и величина и малость?

– Да, я так думаю.

– Но ведь ты согласен, – продолжал Сократ, – что если кто говорит: Симмий выше Сократа, то это положение, как оно выражено словами, неверно. В самом деле: Симмий не потому больше Сократа, что он Симмий, но благодаря свойственной ему величине. И опять-таки Симмий выше Сократа не потому, что Сократ есть Сократ, но потому, что Сократ мал в сравнении с величиною Симмия.

– Правильно.

– С другой стороны, Симмий ниже Федона не потому, что Федон есть Федон, но потому, что Федон велик в сравнении с малостью Симмия.

– И это так.

– Таким образом, мы можем сказать о Симмии: он мал и велик, так как он стоит посредине между тем и другим, превышая малость одного преимуществом своей величины и уступая величине другого, превосходящей его малость. – И, улыбаясь, Сократ прибавил:

– По-видимому, я хочу выразиться так точно, как если бы дело шло о заключении наемного договора; но самое-то дело обстоит именно так, как я говорю.

Кебет согласился с этим.

– Говорю же я так потому, что мне хотелось бы, чтобы ты судил так же, как и я. Мне думается, не только величина сама по себе никогда не может быть одновременно великою и малою, но и величина, в нас заключающаяся, никогда не принимает малого и не желает быть превзойденной. Одно из двух: величина или убегает и постепенно уменьшается по мере приближения к ней того, что ей противоположно, т. е. малости, или же, когда последняя присоединилась, – уничтожается: величина не желает стать иною, чем она была, допустив и приняв малость. Так, например, приняв и допустив в себя малость, я остаюсь тем, чем я являюсь, т. е. тем же малым. Величина же не решится быть малою, пока она велика. Точно так же малость, в нас заключающаяся, никогда не стремится сделаться и быть великим, и вообще никогда никакая иная из противоположностей, пока она есть то, что есть, [т. е. противоположность], не может в то же время ни становиться, ни быть своею противоположностью, но она либо удаляется [от своей противоположности], либо, находясь в этом состоянии, [т. е. когда противоположность ее настигает], уничтожается.

– Я вполне согласен с этим, – сказал Кебет.

51

Тут кто-то из присутствовавших – кто именно, точно не могу вспомнить – заметил:

– Клянусь богами, разве в предыдущей нашей беседе мы не согласились с тем, что прямо противоположно теперешним нашим утверждениям? [Разве мы не установили, что] большее возникает из меньшего и меньшее из большего, что всякая противоположность просто возникает из того, что ей противоположно? А теперь, оказывается, если я правильно понимаю, этого никогда не может быть.

Сократ, повернувшись в сторону говорящего, заметил:

– Молодец, что напомнил об этом! Однако, разве ты не замечаешь разницы между тем, о чем мы говорим теперь, и тем, о чем мы говорили тогда. Тогда мы говорили, что всякая противоположная вещь возникает из противоположной вещи; теперь же, что противоположное само по себе никогда не может быть противоположным себе самому, ни в нас самих, ни в природе. Тогда, друг мой, мы говорили о вещах, имеющих противоположное, причем называли их именами этих противоположностей, теперь же мы говорим о самих противоположностях, по которым называются вещи, где эти противоположности заключаются, и об этих противоположностях мы утверждали, что они никогда не стремятся к тому, чтобы переходить одна в другую. – Вместе с этими словами Сократ, посмотрев на Кебета, заметил: – А тебя, Кебет, не смутило, то, что сказал вот этот.

– Нет, – отвечал Кебет, – хотя я не мог бы утверждать, что я нисколько не смущен.

– Мы, следовательно, пришли к соглашению, – сказал Сократ, – что никогда противоположное само по себе не может быть противоположным самому себе?

– Вполне пришли, – ответил Кебет.

52

– Заметь еще следующее, – сказал Сократ, – может быть, ты и тут согласишься со мною. Говоришь ты «теплое», «холодное»?

– Да.

– Не разумеешь ли ты под этим снег и огонь?

– Нет, клянусь Зевсом.

– Следовательно, теплое как таковое отличается от огня, и холодное как таковое отличается от снега?

– Да.

– Ты, вероятно, того мнения, что никогда снег, как таковой, приняв тепло, как мы говорили ранее, не останется тем, чем он был, т. е. снегом, хотя бы и теплым, но, если теплое попадает в снег, он либо уступает теплому свое место, либо уничтожается?

– Очевидно.

– С другой стороны, огонь, при приближении к нему холодного, либо уступает ему свое место, либо уничтожается, и никогда огонь, восприняв в себя холод, не может остаться тем, чем он был, т. е. огнем, хотя бы и холодным?

– Верно ты говоришь, – заметил Кебет.

– Поэтому, – продолжал Сократ, – по отношению к некоторым подобного рода вещам допустимо положение, что не только сама их идея требует для себя навсегда одного и того же имени, но что это имя служит также и для других вещей, отличных от нее, но имеющих ее форму, пока они вообще существуют. Быть может, моя мысль станет для тебя яснее на таком примере: нечет, разумеется, всегда должен называться так, как мы его теперь называем? Или не так?

– Конечно, так.

– Но вот в чем вопрос: приложимо ли это наименование только к одному нечету, или еще к чему-нибудь иному, которое, будучи не тем же самым, что нечет, все-таки, помимо своего собственного наименования, всегда должно быть обозначаемо именем нечета, потому что оно по природе таково, что никогда не отделяется от нечета? Я имею в виду, например, тройку и много других аналогичных чисел. Разбери хотя бы тройку! Не кажется ли тебе, что ее должно обозначать всегда присущим ей наименованием, а также и нечетом, хотя нечет и не то же самое, что тройка? Такова природа тройки, природа пятерки, природа целой половины тех чисел, из которых каждое всегда бывает нечетом, хотя само по себе оно таковым и не является. С другой стороны, двойка, четверка и вся другая половина чисел, не будучи сами по себе четом, все-таки всегда являются четом, если взять каждое из них в отдельности. Согласен ты с этим, или не согласен?

– Еще бы не согласиться! – сказал Кебет.

– Теперь вникни в то, что я хочу доказать. Вот в чем дело: оказывается, не только взаимно исключающие себя противоположности, но и другие вещи, не будучи друг другу противоположны, тем не менее заключают в себе всегда противоположное и не воспринимают той идеи, которая противоположна идее, в них заключающейся, но, при приближении этой идеи, либо уничтожаются, либо уступают ей место. Разве не согласимся мы с тем, что тройка уничтожится или претерпит какое-либо изменение скорее, чем, оставаясь тройкой, решится стать ютом?