Книга Как мы умираем. Ответ на загадку смерти, который должен знать каждый живущий - Кэтрин Мэнникс

Я тихо поднимаюсь со стула, забираю чайный поднос и выхожу из комнаты, с осторожностью смотря под ноги, с их драгоценным фарфором в руках. Я им больше не нужна. Пойду на крошечную кухню, чтобы наполнить чайник со свистком, и заварить «чай с сочувствием», как я научилась делать это давным-давно, будучи ученицей сестры-повелительницы Золотых Фарфоровых Чашек.

За каждым твоим вздохом (я буду наблюдать)[25]

Процесс приближения к смерти узнаваем. Есть четкие этапы, предсказуемая последовательность событий. Предыдущим поколениям, существовавшим до того, как смерть была изгнана в больницы, этот процесс был хорошо известен, и его неоднократно видели все, кто дожил до 30 или 40 лет. Большинство сообществ полагались на местных знахарок, которые поддерживали пациента и его семью во время и после смерти, так же, как делали это (и продолжают делать) во время и после рождения. Искусство смерти стало забытой мудростью, но каждое смертное ложе — это возможность восстановить эту мудрость для тех, кто будет жить, чтобы воспользоваться ею, когда они столкнутся с другими случаями смерти в будущем, включая их собственную.

— Вы можете сейчас приехать? — спрашивает медсестра отделения, и это звучит несколько отчаянно.

Их отделение — прекрасная команда, и мы, специалисты по паллиативной помощи, любим работать вместе с ними. Она позвонила в наш офис, потому что обеспокоена тем, что у постели очень больного пациента вот-вот начнется война. Пациентка Патриция умирает от сердечной недостаточности уже несколько недель. Изначально она была в сознании, но не могла отойти от своей кровати из-за одышки и опухших ног. Позже она больше времени проводила в постели в окружении посетителей, осыпающих ее шоколадом и фруктами (и то и другое ей запрещено из-за сердечной и почечной недостаточности, но она просто игнорирует это). В последнее время большую часть дня она спит: обычный ход событий, который объяснили ее огромной и любящей семье. Они передают это друг другу, как мантру, будто сверяются с процессом во время, когда матриарх приближается к смерти. К ней пришли три дочери, двое сыновей, группа внуков-под— ростков, но все задаются вопросом, когда придет «наш Билли».

Сегодня «наш Билли» прибыл. Накануне консультант отделения обсудил состояние его матери с начальником тюрьмы строгого режима, где в настоящее время содержится «наш Билли» по усмотрению Ее Величества. Начальник тюрьмы разрешил Билли навестить мать, которой осталось жить несколько дней. Билли приехал, пристегнутый наручниками к двум охранникам. Это подразумевает, что он может сбежать или причинить вред, если его оставить без надзора и наручников. Я посчитала, что лучше всего не знать причину ареста заключенных, будь то пациент или член его семьи. Проще встретиться как человек с человеком в это и без того трудное время.

Кажется, «наш Билли» недоволен лечением матери. Совсем недоволен. Он хочет знать, когда она проснется и почему ее «напоили чем-то», чтобы она была такой сонной; он хочет знать, когда к пожилым женщинам в британских больницах стали относиться хуже, чем к животным. Очень недоволен. Команда отделения способна справиться с недовольными родственниками — даже в наручниках, даже с пристегнутыми к охранникам. Но здесь, скорее всего, проблема в другом. Соня, наша главная медсестра паллиативной группы в больнице, направляется в отделение для расследования.

В отделении царит суматоха. Все медсестры расстроены. Один из младших врачей плачет в кабинете врача. Уборщики только что сообщили сестре, что будут работать в комнате Патриции только парами. Сестра приглашает Соню в свой кабинет и закрывает дверь. Она объясняет, что «наш Билли» — самый младший из шести детей Патриции и всегда считался ее любимчиком. Его сестры говорят о нем как об «испорченном до мозга костей», и первое тюремное заключение было за... «Не говори, мне лучше не знать», — прерывает Соня. Сестра продолжает историю, говоря, что проблемы с законом у Билли были всю жизнь. В настоящее время он приговорен к заключению в тюрьме строгого режима, что предполагает как минимум преступление с применением огнестрельного оружия или нанесение тяжких телесных повреждений. Его сестры в бешенстве: Патриция уже слишком близка к смерти, чтобы понять, что Билли здесь. Он обвиняет их, говоря, что они затянули и ввели ей успокоительное, потому что просто хотели сделать по-своему.

Гневные и нелестные комментарии Билли расстроили уборщиков, он угрожал медсестрам и назвал молодого врача хламом. Несчастные дочери попросили доктора дать что-нибудь, «чтобы разбудить маму — пусть она знает, что наш Билли здесь». Это не попятный из-за хулиганства Билли, а исключительно любовь к матери, которая так скучала по «нашему Билли». Но Патриция не на седативных препаратах, она просто умирает. Нет такого лекарства, чтобы повернуть время вспять. Именно сострадание дочерей к их матери и брату, а не высокомерное чванство Билли заставило доктора расплакаться.

Когда дело касается жизни и смерти близких, даже отъявленные негодяи могут оказаться любящими детьми и заботливыми родителями.

Соня с сестрой входят в комнату Патриции. Та лежит на боку, спиной к двери, с приподнятой спинкой кровати, чтобы избежать переполнения легких мокротой: ее сердце не способно поддерживать циркуляцию крови. Она дышит глубоко и медленно, и с каждым вдохом и выдохом доносится булькающий звук. У нее темные губы. Сестра знакомит Соню с Карли — дочерью, которая дежурит у маминой постели, и с Билли, сидящим между надзирателями. Соня приветствует их всех, подходит к кровати и обходит ее, чтобы подойти к голове Патриции.

— Привет, Патриция, я Соня, — представляется она, прислушиваясь к дыханию пациентки. — Я здесь с Карли и Билли. Вы можете открыть глаза?

— Глупая баба, — насмешливо говорит Билли. — Вы не видите, что усыпили ее до смерти?

Игнорируя его, Соня наблюдает за дыханием Патриции и измеряет ее пульс. Дыхание становится более быстрым и поверхностным, но все еще булькает и дребезжит.

Соня поворачивается к Карли, Билли и охранникам. Ко всеобщему удивлению, сначала она обращается к охранникам.

— Вы считаете необходимым использовать наручники? — спрашивает она. — Как, по-вашему, этот мужчина сможет обнять свою маму в наручниках? Разве он похож на человека, который может сбежать?

Билли выглядит пораженным, затем неохотно показывает, что впечатлен. Надзиратели переговариваются и решают, что наручники и цепь можно снять. Билли удивленно потирает запястья и встает. Оба охранника вскакивают на ноги, но Билли медленно идет к матери. Он плачет.

Соня просит надзирателей выйти из комнаты. Из нее есть только один выход, Билли здесь в безопасности, и ему нужно уединение.

— Я главная медсестра и могу настаивать на этом.

Соня может быть очень настойчива, когда необходимо, и это как раз такой случай. Сестра отделения соглашается, и Карли показывает большой палец Билли. Надзиратели покидают комнату, и когда они уходят, Соня искренне благодарит их, заверяя, что несет личную ответственность за Билли, пока он находится в палате. Она смотрит на него и произносит: