Книга Пара для дракона, или погаси последний фонарь - Алиса Чернышова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гун не ощущала особой радости по этому поводу — лишь горечь.
Она не видела раньше войны — как минимум, настоящей. Так уж вышло. И теперь поражалась тому, насколько на самом деле хрупко благоденствие, насколько быстро может быть разрушено и изуродовано то, что ранее строилось столетиями и тысячелетиями. Человеческая поговорка "Ломать — не строить" была в данном случае актуальна, как никогда.
Да, она жалела людей. Понимала, что, по сути, они нарвались сами, но будем же честны — под "сами" в данном случае следует подразумевать горстку алчных до власти идиотов, которые сунулись в игры бессмертных, не просчитав последствий. Нельзя сказать "нарвался сам" о том мёртвом мальчике, что лежит у края дороги, или о виденной несколько лиг назад купеческой семье. Но им приходится расплачиваться за дурость своих властителей; в этом вопросе Гун ощущала по отношению к людям некоторую солидарность. Ей невыносимо было думать, во что превратилось родное Предгорье — во многом благодаря старым ошибкам... да и, пожалуй, не только старым.
В любом случае, как бы это всё ни обернулось, она собиралась сделать всё, от неё зависящее, чтобы остановить кровопролитие как вне драконьего края, так и внутри него. Она понимала позицию Ири: та отреклась от семьи, создала своё собственное гнездо и отвечала за него. Понятна была и позиция Ижэ: он вообще вырос вне этого мира, и вполне объяснимо, что по большему счёту ему было всё равно, кто в этой войне победит — лишь бы его собственные интересы были соблюдены.
Но Гун... ей не было всё равно. И не могло быть. Её семья и её страна, противоборство Домов — всё это имело первостепенный смысл. И Ижэ это поймёт... будет вынужден понять. Не зря же они — истинная пара, не так ли?..
* * *
— Госпожа? — маг-направляющий повернулся к ней. — Опустите защитные пологи на окнах — начинается опасная зона.
Гун послушалась беспрекословно, хотя и понимала прекрасно, что драконице никакие магические испарения или инфекции не навредят. Но дело тут было в другом: её никто не должен был видеть. И важно это было в первую очередь для выживания всех членов их миссии.
Тут надо оговориться: что бы Ири ни думала по поводу властей Предгорья и их поручений, даже она в итоге признала, что путешествие для Гун организовали самое безопасное, какое только возможно в военное время.
Для начала ей категорически запретили лететь: небеса были в какой-то степени опаснее земли, особенно для Оранжевой драконицы, ограниченной в скорости и высоте. Так что у неё были все шансы нарваться на заплутавший отряд демонов, блуждающую ловушку, огонь орудий из техногенного мира, магическую атаку или кого-то из собственных сородичей, перешедших на сторону противника (насколько Гун слышала, тот же Зелёный Дом ещё в самом начале войны дезертировал в полном составе, сдав свои территории без сопротивления). Путешествие по воде тоже исключалось: прямого выхода к морю у Предгорья не было, а судоходные реки помогли бы преодолеть только треть маршрута. Потому самым релевантным вариантом и стал Железный Тракт.
Наземные путешествия, разумеется, тоже не были лёгкой увеселительной прогулкой. С другой стороны, на дорогах куда проще затеряться среди купцов, беженцев, мародёров, нищих, раненых, больных и умирающих. Расчёт Тайной Службы был верным: в этом хаосе оборотническая миротворческая миссия могла перемещаться относительно спокойно. От излишнего внимания разного рода любителей наживы их защищала репутация — мало кто из сомнительных личностей рискнул бы сунуться к вооружённому и тренированному отряду многоликих. В свою очередь, светящиеся символы мирных намерений, сопроводительные бумаги, подтверждающие цели миссии, и герб сохранившей нейтралитет Башары служили какой-никакой защитой на случай, если нужно будет преодолевать заставы и блок-посты.
Да, Гун предоставили почти идеальное прикрытие. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять — её спутники при этом рисковали своими головами. Потому-то она, как могла, старалась облегчить им работу.
Все путешественники знают: самое замечательное в дороге — возможность смотреть вокруг. Летишь ты по небу, плывёшь по воде, шагаешь по земле, сидишь на рогах транспортной улитки или созерцаешь мир из окон самоходной машины — неважно. Всё равно мелькающие перед глазами пейзажи, виды, реки, горы, люди, нелюди, города, глаза, жизни — это главное удовольствие, отпускающее душу на свободу, разжимающее обруч на груди, напоминающее, что ты ещё жив. Даже если картины не слишком приятны, они всё равно лучше пустоты. Увы, в данном случае выбирать Гун не приходилось.
Но на такой случай всегда есть второе удовольствие дороги — разговор. Болтовня ни о чём с незнакомым собеседником, которого унесёт потом от тебя течением жизни... идеальное лекарство.
Потому Гун, вынужденно отказавшаяся от созерцания сомнительных красот, была искренне благодарна магу-направляющему, который догадался слегка опустить перегородку между ними и развлекал её разговором.
Кордо был каракалом-полукровкой, не унаследовавшим способность к обороту, но получившим от родителя-оборотня магию, ловкость и долголетие. Он успел повидать Звериные Войны, поучаствовать в нескольких человеческих конфликтах и повозить по миру дипломатические миссии. В процессе этого он приобрёл своеобразный взгляд на жизнь, обзавёлся множеством оригинальных идей и завиральных историй разной степени приличности. Ими, собственно, он с удовольствием делился с нежданной слушательницей.
— ... А вот верю, что люди выкарабкаются. Мне они нравятся, — говорил он. — И ни разу не на завтрак, нечего всякие шуточки, что бродят промеж хищниками, вспоминать! Мясо у человечков невкусное, кстати, проверено. При каких обстоятельствах — не расскажу, не тот коленкор, да и не хочу вспоминать, так что верьте на слово. Речь не о том, ага. Люди мне просто нравятся, типа сами по себе. Люблю я их. Есть в них что-то... дерзкое такое, неубиваемое. Они будто говорят своим существованием всем вокруг: а не пошли бы вы в пешее эротическое? Делайте, что хотите — мы выживем.
— Не знаю, — тихо сказала Гун. — Сейчас, учитывая обстоятельства, в это слабо верится.
— Ну, положим, встряли человечки, это да. Но такие штуки случаются, серьёзно; попадаются хорошие правители и не особенно, дерьмовые времена и годные. Столетии на пятом жизни перестаёшь придавать этому какое-то сакральное значение, смотришь на перспективу. И вот — людишки... мрут легко, это да, но плодятся ведь быстро. А соображают и того скорее. Вот сами думайте, госпожа: и живут они триста лет максимум, и болеют чем ни попадя, и хоть какой магией обладает хорошо если каждый десятый. А всё равно многого добились, так? Строят города, совершают открытия, искусство развивают, даже науку вечности познать пытаются — и это всё в возрасте, когда снобы из вечных рас в большинстве своём кутят и ни о чём серьёзней симпотного тела в постели не задумываются.
— Вечные взрослеют позднее. Это всего лишь связано с разной продолжительностью жизни.
— Да, но в том-то и дело, верно? Человечки не успевают закостенеть. Их жизнь быстрая и яркая, и в этом есть класс: не надо тащить за собой груз памяти и лет, не надо цепляться за то, как всё было. Всё равно цепляются, конечно... Но уж точно не так крепко, как мы. В этом их сила — они умеют меняться, и техногенный мир тому доказательство. На что нам надо тысячу-другую лет, им хватит и сотни. Чудные они, люди.