Книга Охота на охотника - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из некрасивой женщины и старуха вышла так себе. Потемневшая кожа обтягивала нижнюю челюсть, на щеках собираясь мелкими складочками. Она сползала со лба, нависая над глазами, и казалось, что того и гляди скроет эти самые глаза, лишивши старуху зрения.
– Не нравлюсь? – А вот зубы сохранились все, белые, прямые…
– Фарфор? – Димитрий постучал по собственному клыку. – Уж больно хороши…
– Самый умный? – Старуха обиделась.
– Да нет, но просто любопытно, кто делал. Уж больно мастерская работа.
– Затокин, – не стала скрывать она. – Когда-то мы друг другу весьма симпатизировали. Ему на редкость не повезло с женой.
– Почему это?
Она привстала, опираясь на подлокотник кресла, махнула рукой, требуя помочь немедля. И во всей ее фигуре ныне проступила эта давешняя привычка приказывать.
– Она всегда была на редкость занудным созданием… как же… целительница урожденная, древней фамилии… а он простого рода. Ему поддержка требовалась, которую он и получил. Что до остального… не ей с его характером справляться. Корова, даром что хороших кровей.
Старуха хохотнула неожиданно баском.
– Что вы на меня глядите этак с укором? Говорю же, мы были когда-то в близких отношениях. А многие мужчины почему-то обожают любовницам на жен жаловаться.
– Значит, любовник?
– Завидуете?
– Кому? – уточнил Димитрий, помогая старухе устроиться в беседке. Здесь было сыровато, гниловато и неуютно.
– Не важно, со стороны их брак казался вполне себе светским. Жена сидит в поместье, муж делает карьеру.
– Не думаю, что это важно…
– Отчего же… Вы знаете, что мятеж вспыхнул не из-за голода, как ныне полагают, а из-за черной лихорадки. Нижний город, где селится всякий человеческий мусор. Затокин частенько в нем бывал, говорил, что только там можно найти что-то по-настоящему интересное. К слову, он весьма сочувствовал революционерам.
– Ему это не помогло, – в душе появилось нехорошее такое предчувствие.
– Не все братья знали о роли, которую сыграл Затокин, да и… не они его убили.
– А кто?
– Таровицкий. Впрочем, вряд ли он знал правду, иначе не посмел бы… Затокину, можно сказать, повезло… Никто так и не понял, что он сделал.
– И что же? – От него ждали вопроса, и Димитрий не стал обманывать ожидания.
– Вы ведь задаетесь вопросом, во всяком случае, должны бы: почему несколько немалой силы магов позволили просто взять и убить себя? Почему они не защищались? Не потому ли, что не могли?
Сердце екнуло. Так… просто.
Затокин, которого полагали погибшим вместе с высочайшей семьей, придворный лекарь, человек доверенный, тот, на кого не подумают.
– Верно, – Брасова тоненько хихикнула. – Он знал, к чему идет, и хотел занять в новом мире достойное место, да и умирать кому охота, когда вся жизнь впереди? А уж смешать кое-какие травы… Он многое знал, милейший Затокин. Полагаю, он самолично напоил их тем треклятым зельем, которое разум дурманит, а силу… ее ведь тоже не так уж сложно запереть.
И никто бы не подумал.
Никто ничего не успел понять.
А старуха засмеялась:
– Знаете, на пороге смерти многое из того, что недавно еще казалось важным, напрочь утратило хоть какой-то смысл. Вот мы с вами беседуем, а завтра я умру. Или послезавтра, или… И никто не способен отсрочить этот миг – вот она, настоящая справедливость. А я ведь хотела немногого – просто жить… сорвите мне розу, окажите любезность… К слову, именно Затокин и познакомил меня с Мишенькой.
Она всегда знала, что отличается от прочих.
Сестры?
Матушкина радость. Тихи. Скромны. И косы укладывают бубликами, отчего обретают неявное сходство с овцами. Овцами они и были, покорными родительской воле и мужниным желаниям, неспособными на самое слабое движение души.
А вот Наташенька…
Она от рождения горела. Она чувствовала в себе истинное пламя, которое рвалось, требовало выхода, и матушка плакала. А старуха, которую Наталья почитала за приживалку, сказала:
– Никшни, радуйся, кровь таки очнулась.
Старуха была из древнего рода, впрочем, древность не удержала ее от глупости. Некогда, в годы молодые, она сбежала от найденного папенькой жениха, чтобы обвенчаться с подпоручиком. Тот был хорош, правда, как после выяснилось, красота да удаль показная являлись единственными его достоиствами, но… папенька принимать блудную дочь отказался наотрез.
Приданое тоже выплатил в урезанном размере.
А внуков своих и вовсе в родовую книгу вносить не стал, будто их и не было. Может, не простил, а может, просто видел, что внуки эти пошли в треклятого подпоручика, собою хороши, но пусты и безголовы. Она жила, тихо, исподволь управляя разросшеюся семьей, не позволяя той вовсе разориться, пока не появилась Наталья.
Старуха сказала матушке:
– Отстань от девки. Хоть кто-то тут не с жидкою кровью…
А когда сама Наташенька попыталась использовать проснувшийся дар, чтобы заставить надоедливую гувернантку на колени встать, попросту перетянула клюкой поперек спины.
– Не дури, – велела старуха, и голос ее был таков, что Наталья разом утратила способность управлять своим телом. Она по-прежнему ощущала и руки, и ноги, и зудящую пятку, которая сводила с ума, но вот пошевелиться… – Сила дана не для глупостей.
Плакать и то не получалось, хотя старуха не жаловала слез.
– И если у тебя не хватит ума понять сие, то я просто перекрою ее…
Внутри что-то сжалось, и Наталья поняла: в старухиной воле сделать так, как она говорит. Взять и оборвать тонкую пока ниточку…
– Страшно? – старуха заглянула в глаза. – А то… думаешь, ей не было бы страшно? Или другому кому?
– И пускай! – страх вернул голос.
А может, ему лишь позволили вернуться.
И старуха тюкнула клюкой по лбу, не сильно, но очень обидно.
– Пускай? – хрипловато переспросила она. – Так-то оно так… только люди со страху порой страшные вещи же творят. Оно как выходит? Чего не понимают, того и боятся, а чего боятся, того и изничтожить спешат. Вот придушат ночью, будешь тогда знать…
И вновь Наташа поверила.
И даже несколько ночей не спала, ждала, когда скрипнет, приоткрываясь, дверь, впустит гувернантку давешнюю с подушкой вместе…
Глупости.
Тогда, в детстве, тени казались глубже, а люди – проще.
Старуха учила.
Не спеша, не особо считаясь с собственными желаниями Натальи, не говоря уже о матушкиных стремлениях… Та старуху опасалась, правда, о страхе своем вслух не говорила, старалась держаться с должным почтением, тем паче что именно бабка семейными делами управляла, но все же…