Книга Чужая кожа - Ирина Лобусова

— А девушка… Кто она такая?

— Очередная игрушка Сафина, которую он привез в Киев. Он привез ее из Кременчуга. Она жила с Сафиным уже два года. Забрал он ее сразу после окончания средней школы. Девушку звали Мария Беликова. Ей было 19 лет. Она училась на втором курсе юридического факультета киевского университета. Сафин купил ей квартиру, машину, оплачивал учебу. Короче, она была его форменной содержанкой. Целых два года. Так что можно было подозревать серьезный роман. Девушка, кстати, была очень красивая: длинные черные волосы, огромные миндалевидные глаза, точенная фигурка. Короче, картинка. Только самое близкое окружение Сафина знало об этой связи. На тусовках она не появлялась, и он скрывал ее от всех. Ты расстроилась?

— Говоришь, неисправная проводка? В галерее тоже была неисправная проводка. Думаешь, это случайность?

— Ага, ты тоже заметила? Это прямо бросается в глаза! Нет, конечно, не случайность. От девчонки избавились так же, как хотели избавиться от тебя. Только вот зачем? Она сильно обгорела. Опознали ее только по зубной карте дантиста. Два месяца назад она лечила зуб, ей поставили пломбу. Опознали по этой пломбе. Да уж, история жуткая! Такая смерть всегда ужасна.

Я пожала плечами. Ужасно то, как подло и хладнокровно лгал мне Вирг Сафин, если лгал. Ужасно и то, что, когда он «задержался в доме» (то есть занимался любовью со мной), то, оказывается, собирался на встречу к этой девчонке, которая уже давно была в его жизни. Это я задержала его своей «инициативой», я…

Я старалась не показать вида, но чувствовала себя оплеванной. Поэтому постаралась побыстрее закончить разговор. Мой новый союзник, похоже, понимал мое состояние — в конце концов, не дурак. Пообещав друг другу делиться новостями и держать в курсе событий, мы распрощались. Мне было так плохо, что я плюнула на деньги и заказала такси. Мои нервы больше не могли выдержать взглядов в общественном транспорте. Пальто Вирга Сафина горело на мне синим пламенем.

* * *

Свинцово-серые клочья тумана медленно вползали в окна, заволакивая все пространство непроницаемой мглой. Серая пыль, крепкая, как цемент, душила и окутывала лицо, мешая дышать, стискивая горло. Все вокруг было мглисто-серым. Сизая копоть большого города, словно вытекающая из него слизь… Ни конца, ни начала, ни середины пути — ничего, кроме отчаянного чувства беспомощности — горького привкуса тумана, от которого подкашивались ноги.

Время остановилось. Не было ничего, кроме серого густого тумана и ледяного, промозглого, пронизывающего меня насквозь ощущения смутного ужаса.

Я знала, что обязательно должна идти. Должна двигаться по этому бесконечному коридору. Это было так важно, что я не могла даже дышать. Это был кошмар, но кошмар, имеющий неправдоподобно реальные очертания. Помню, что в этом сне все было абсолютно ясным.

Этот жуткий сон приснился мне в ту самую ночь, когда я вернулась со встречи с Максимом Фомичевым. И если бы меня спросили, что было тяжелее и больше травмировало мою психику — правда, которую я случайно узнала, или сон, приснившийся мне в эту ночь, я без всяких сомнений назвала бы — сон. Этот сон оставил в моей душе такое сильное ощущение ужаса, что потом несколько дней я не могла прийти в себя.

Страшные сны снились мне и раньше. Я частенько страдала от кошмаров, особенно, когда что-то в моей жизни складывалось не так. Но ни один из предыдущих кошмаров не оставлял в моей душе такого ощущения неизбежного ужаса, который обязательно должен произойти, необходимого зла.

Если пересказать этот сон дословно, то в нем нет ничего страшного. Ну подумаешь, длинный коридор, туман, какая-то непонятная цель. Но для настоящего ужаса не нужны ни призраки, ни расчлененные трупы, ни выстрелы в упор. Аура моего сна несла в себе особый пугающий смысл, который яснее любых предсказаний и догадок показал мне, что мне придется столкнуться с чем-то очень страшным, пережить кошмар. Но я не буду забегать вперед.

Я шла по коридору, окутанному туманом, и от ужаса у меня подкашивались ноги. Я обязательно должна была дойти до конца этого коридора. До двери мне осталось пройти всего несколько шагов, но я вдруг резко остановилась, ослепленная потоками яркого лилового цвета, полившегося на меня со всех сторон. Ультрафиолетовый цвет был таким ярким, что от его насыщенности у меня заболели глаза.

Источником этого света была дверь, именно от нее струились эти потоки фиолетового безумия. Дверь ярко светилась, излучая лиловое сияние. Помню, что я даже не удивилась, увидев этот свет.

Я вытянула руки вперед, и они утонули в какой-то пружинистой поверхности, поддававшейся под моими прикосновениями. Что-то щелкнуло, и фиолетовый свет исчез. Я поняла, что открыла дверь.

Резко шагнув вперед, я оказалась в темной очень большой комнате. Там было душно — мне сразу не хватило воздуха, я задыхалась, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на песок. Но это ощущение исчезло, как только я увидела, что с потолка на огромных черных крюках свисали шелковые шторы желтовато-бежевого цвета. Ткань была невероятно мягкой на ощупь и почти невесомой. Шелковые волны, как крылья бабочки, касались моего лица. Зацепленные за крюки под потолком, они свисали беспорядочными шелковыми струями. От моих движений ткань раскачивалась, я слышала едва уловимый шелест, словно тихий разговор на непонятном языке. Несмотря на нежность этой подвешенной на крюках ткани, воздух в комнате был очень тяжелый, даже удушающий. Я никак не могла понять этот парадокс.

Несколько шагов — и я оказалась в этом шелковом море. Ткань обволакивала мое тело, нежно прикасалась к лицу, закручивалась вокруг рук шелковой пеленой. Она была настолько тонкой, почти прозрачной, что я видела из далекого угла просвечивающийся сквозь нее отдаленный источник света. Закрыв глаза, я наслаждалась мягкой чувственностью шелковых прикосновений. Было так приятно от прикосновения шелковых волн ткани к обнаженной коже, которые ласкали мое лицо. Вдруг я поскользнулась.

Я вступила в липкую вязкую жидкость, и, поскользнувшись в ней, едва удержалась на ногах. От резких движений разболелась спина. Чтобы удержаться, я схватилась обеими руками за ткань, которая, на удивление, оказалась очень прочной. Под пальцами я ощутила капли, стекающие шелковым волокнам вниз. Они имели и запах, и на вид были похожи на кровь. Внезапно я поняла, что это кровь.

Посмотрев на пол, я увидела, что пол был покрыт лужами вязкой, уже подсыхающей крови. Лужи человеческой крови… Тяжелый, удушающий запах… Я закричала, пытаясь бежать, но вместо этого увязала все глубже и глубже.

Руки выпустили ткань, мою единственную опору, и, захлебываясь этим жутким и судорожным криком, я стала падать вниз, вниз… Падать и кричать. А воздуха все не хватало. Меня душил ужасающий запах гниения. И был слышен только тихий шелест ткани, раскачивающейся из стороны в сторону.

Проснулась я вся в слезах от крика. Слезы все катились и катились по моему лицу, я задыхалась, всхлипывала, дрожала от только что пережитого ужаса.

Потом помню, как меня за плечи взяли две крепких, сильных руки.