Книга Ступени на эшафот - Юрий Корчевский

Герасимов уже в кабинете. На столе потёртый саквояж. Увидев подчинённого, замер на месте.

– Ба! Матвей Павлович! Вы ли это?

– Обижаете, господин полковник! Обознались! Я отродясь Яцук Андрей Тихонович, со Жмеринки.

– Стоп! А вот разговор у него другой, помягче. Знаете, как малороссы говорят?

– Гуторят, – сразу поправился Матвей.

Малороссы букву «г» выговаривают не так, как русские, скорее как «х».

– Во! В самую точку!

Полковник был на допросе арестованного и слышал, как тот говорит.

– Ещё бы помедленнее. Яцук не торопясь гуторит.

Матвей кивнул.

– Забирайте саквояж. Там деньги – пятьдесят тысяч рублей и сто франков. И три чистых бланка паспортов, причём с печатями. Их бы лучше в карман определить, вдруг таможенник очень дотошный окажется, и саквояж пожелает досмотреть. Конфуз случится. Билет на поезд и адрес.

Полковник протянул картонный билет и бумажку с адресом. Матвей прочитал, закрыл глаза, повторил и бумагу порвал. Билет в нагрудный карман сунул. Свой жетон он оставил дома, как и казённый револьвер. А для самообороны в кармане брюк «браунинг» из числа изъятых у революционеров. Денег в саквояже много и с оружием как-то поспокойнее.

– Присядем на дорожку!

Посидели минутку.

– Выходи через чёрный ход и до вокзала добирайся сам.

– Спасибо, я так и планировал.

Надел кепку, взял саквояж, фальшиво запел – заныл, как это делали уголовники или приговорённые к каторге на Сибирском тракте:

По этапу, по Бутырской дороге…

Полковник покачал головой.

– Вот артист!

Когда Матвей добрался до Финляндского вокзала, поезд уже стоял у платформы. Ветка малонагруженная, публики немного, одеты прилично, сразу видно – не бедные. У Матвея билет в последний вагон, общий. Впереди, в голове эшелона пара вагонов мягких, за ними купейные, потом плацкартные, последним общий, в единственном числе. Чего работягам или разночинцам в княжестве делать? Ну, если на квалифицированную работу – телефонистом, механиком.

Дежурный по вокзалу в красной фуражке позвонил в колокол. Провожающие поторопились из вагонов выйти. Паровоз дал гудок, и состав медленно тронулся. В общем вагоне народу мало, едва половина мест занята. Кто-то сидел, другие на жёсткие деревянные полки улеглись. Матвей не ложился, было боязно за саквояж. Деньжищи огромные, не дай бог украдут! Полчаса только и проехали, как поезд остановился, вошёл таможенник в мундире, с ним железнодорожный контролёр. Железнодорожник проверил билеты, клацнул компостером, проделав в картонном билете треугольную дырку. Таможенник вещи пассажиров осматривать не стал.

– Запрещённые к вывозу товары есть?

Контролёр сказал:

– Да откуда им быть в общем вагоне?

И оба сошли на перрон. Матвей заметил – упущение! Таким путём через границу можно перевезти и оружие и деньги, да и проехать может любое нежелательное лицо. Наверняка жандармерия о прорехе в границе знает. Тогда почему ничего не предпринимают? Для интересов службы такая прореха не нужна.

Через полчаса хода уже нужная Матвею станция. Сошёл, осмотрелся. Ощутил волнение. Удастся ли перевоплощение? Примут ли за своего, за настоящего курьера. Могут быть всякие случайности, например давнишний приятель, которого обмануть не получится.

У прохожих спросил, где нужная ему улица и дача. Посёлок небольшой, и уже через четверть часа неспешного хода он на месте. Деревянный дом в два этажа, балкончик. Напряжение и волнение достигли максимума, сохло во рту. Сейчас он не защищён статусом жандарма. И от того, как он сыграет свою роль, зависит – внедрится ли он в организацию большевиков?

Матвей постучал в калитку. Открыл мужчина лет тридцати.

– Добрый день, – поздоровался Матвей.

– Чем обязан? – буркнул мужчина.

– Я по адресу попал? Это дача «Ваза»?

– Именно.

– Э… Я приехал из Петербурга, у меня посылка.

Мужчина выглянул за ворота, посмотрел на улицу, влево-вправо, кивнул.

– Заходи.

Матвей шёл за мужчиной, тот провёл его в дом, предложил сесть. По лестнице со второго этажа спустился господин. Именно так, господин. В отглаженных брюках на подтяжках, жилетке поверх синей рубашки. Молодой, лет тридцати пяти, но шевелюра уже редеющая.

– Игнат, к нам гость?

– Говорит – из столицы.

– Очень кстати! Что привезли, товарищ?

Странно было слышать это слово здесь. В царской России «товарищ» означало заместитель. Товарищ министра вовсе не приятель, а вице-министр.

– Деньги, бланки документов.

– Очень хорошо! Игнат, распорядись пока насчёт чая с баранками.

Видимо – Игнат на даче для охраны, а может комендант – для охраны, хозяйственных функций. Дача могла быть куплена на подставное лицо или арендована, да это Матвея не интересовало. Он поставил саквояж на стул, достал свёрток с деньгами. Деньги были завёрнуты в газету. А пять банковских билетов по двадцать франков достал из карманов. Затем и бланки паспортов выложил на стол.

– Всё.

– Что велено было передать на словах?

– Не говорили. Я так понял – письмо будет или кто-то из руководства приедет. Я человек маленький.

Мужчина, с которым разговаривал Матвей, картавил, и не всегда речь его была разборчивой.

– Вы говорите с акцентом, товарищ, откуда вы?

– Жил в Малороссии, в Петербург переехал год назад, устроился на Путиловский завод.

– Рабочая косточка, значит. По рукам вижу. И как настроение среди пролетариата?

– Кого? – привстал на стуле Матвей.

– Рабочих.

– А! Разочарованы. Митинги, демонстрации ничего не изменили.

– Вот! Надо браться за оружие и свергать самодержавие!

Мужчина стал расхаживать по комнате, разразился горячей речью, как будто перед ним стояла большая группа слушателей, а не один курьер. Похоже, оттачивает ораторское мастерство. Откуда Матвею было знать, что перед ним Ульянов! Брат Дмитрия Ульянова, арестованного отцом много лет назад и казнённого по приговору суда. Воистину – тесен мир! И этот день был редким, когда Ульянов был вблизи России, приезжал для участия в конференции РСДРП в Териоки (ныне Зеленогорск).

Сразу после конференции Ульянов уехал в Берлин, затем в Лондон, Штутгарт.

Ульянов в России бывал редко, буквально считанные дни. С 1905 года и по 16 апреля 1917 года, когда он возвратился в Петроград, провёл на родине 199 дней, причём за последние десять лет до приезда – ни одного дня, ни разу. За эти десять лет страна разительно изменилась, повлияла Первая мировая война, изменилась экономика. Ульянов же к 1917 году ситуацию не знал, только по сообщениям курьеров, руководствовался эмигрантским опытом. Книги и тезисы писал, опираясь на опыт политических баталий между партиями, руководство которых, как и сам Ульянов, постоянно проживало за границей. Он с удовольствием отдыхал у Пешкова (М. Горького) на острове Капри, на берегу Бискайского залива, в горах Швейцарии, в Ницце и Лозанне. А вернувшись в Россию, устроил и возглавил Октябрьский переворот, гражданскую войну, залив страну кровью, руководствуясь теоретическими мировоззрениями о справедливом государстве, где во главе пролетариат. Между тем в правительстве Ленина (этот псевдоним взял себе Ульянов) рабочих как раз и не было, сплошь люди, до того не работавшие, как Ульянов, ни одного дня, не закончившие в большинстве своём полный курс университета, недоучки. И кровожаден был. «Религия – опиум для народа! Попов расстреливать беспощадно!» – писал он. Однако в последующий период, уже после смерти вождя, большевистское руководство постаралось все порочащие Ленина записи уничтожить или спрятать в архивах, доступ к которым был закрыт. И на смену Ульянову пришёл Иосиф Джугашвили, взявший партийный псевдоним Сталин. Недоучившийся семинарист, промышлявший в Закавказье грабежами и бандитизмом, убийствами, прикрываясь лозунгами борьбы с самодержавием, не разбой это был, а экспроприация. Сталин разбойничал, Ленин на эти деньги вёл красивую и спокойную жизнь за границей, вдали от родины.