Книга Лик Хаоса - Роберт Линн Асприн

Из рукавов бесформенного одеяния незнакомец выпростал изъеденные язвами руки, чьи пальцы внушали отвращение большее нежели труп. Из-под капюшона вырвался не то смешок, не то вздох и странные пальцы быстро отбросили ниспадавшие на шею волосы. Склонившись над умершей, скрюченный человек втянул носом воздух и со вздохом наклонился к горлу женщины. В руке его блеснул небольшой сосуд, когда он отступил на шаг от стола.

В комнате слышалось лишь учащенное дыхание незнакомца. По-прежнему молча он отступил в тень и зажег шар из ярко-голубого света, капля за каплей опорожнив фиал. Понюхав испарения, пришелец мановением руки погасил огонь и возвратился к трупу. Ощупав каждый сантиметр тела девушки, он нашел небольшие ранки на шее, из которых выдавил кровь.

Вздыхая, человек накрыл саваном тело и тщательно расправил складки материи. Прикрыв прядью пепельных волос порез, он набросил ткань на лицо. На этот раз сомнений не было — из-под глубокого капюшона донесся звук, похожий на всхлип. Когда он был молод и красив, в его жизни было много женщин. Они буквально шли за ним по пятам, и он безрассудно дарил им свою любовь. Но память не сохранила ни одного лица, кроме того, что он закрыл саваном.

Ступив в тень, чародей Инас Йорл зажег свечу и уселся за грубо сколоченный стол, закрыв лицо безобразными руками. Умершая женщина была с Улицы Красных Фонарей, из «Дома Сладострастия», где носящий во лбу голубую звезду Литанде был частым гостем. Однако, они позвали Инаса, и теперь маг понял почему.

Макнув перо в чернильницу, Йорл принялся писать на бумаге, которая была старой уже в дни его юности. «Твои подозрения подтвердились. Она отравлена концентрированным ядом бейнитской змеи».

Литанде подозревал это, но Орден Голубой Звезды не давал знаний в этой области. Эта задача для него, Инаса Йорла, предпочитавшего избегать опасность, но не страшиться ее. Его дело было определить, был яд или нет, исследуя тайные мелочи вечного. Перо снова заскользило по бумаге.

«На шее две ранки, похожие на укус бейнитской змеи, хотя, мой коллега, я вовсе не уверен, что змея могла проскользнуть по руке вверх и укусить ее. У нашей новой правительницы, Бейсы Шупансеи, яд скрыт внутри, что она доказала не раз во время казней. Говорят, что Кровь Бей, отравленная кровь, и течет лишь в венах истинных властителей Бейси6а, но ты и я, кому ведома магия, знаем, что это, скорее всего не правда. Возможно, даже сама Шупансеа не знает, кому даровано подобное, но знает наверняка, что она не единственная…»

Сочащаяся язва на руке Йорла лопнула с ужасной вонью, и на бумагу брызнул гной. Древний, обреченный заклятьем волшебник со стоном стер жидкость. На бумаге зияла дыра, а из дыры в руке просвечивала серо-зеленая кость. Движение ослабило тесьму капюшона и он упал назад, обнажив густые каштановые волосы, отливавшие кармином и золотом — его собственные волосы, если был только еще хоть кто-то настолько старый, что помнил Инаса до проклятья и могущий подтвердить это.

Он редко чувствовал боль своих меняющихся тел; проклятье, обрекшее его на вечную смену обличий, его самого не коснулось. И он по-прежнему чувствовал себя так же, как до него. Разве, что иногда, в насмешку над тоской, которую не в силах был подавить, являлся его взору он сам, Инас Йорл, мужчина, живущий дольше остальных и превратившийся в сгорбленное изжившее себя существо, бессильное умереть, чьи кости никогда не лягут в землю. Вот почему прятал маг сверкающие, неживые, а потому и не затронутые проклятьем волосы.

Язва закрылась голубоватой чешуйчатой пленкой. Йорл принялся молиться, молиться богам, которым не отваживался поклоняться ни единый смертный, прося о том, чтобы когда-нибудь все закончилось для него так же, как оборвалась жизнь женщины, лежащей на столе. Магу уже не хотелось, чтобы с него сняли проклятье.

Голубизна начала расползаться, а с ней появилось чувство потери пространства и позывы к рвоте. Он не сможет дописать послание к Литанде. Схватив трясущейся рукой перо, Йорл нацарапал последнее предупреждение: «Пойди или пошли того, кому доверяешь, к причалу, где еще стоят на якоре бейсибские корабли. Прошепчи „Харка Бей“ водам, а затем быстро уходи и не оглядывайся…»

Превращение брало свое, мутилось зрение, размягчались кости. Неловкими движениями свернув свиток, Йорл оставил его на столе. Паралич разбил ноги в ту самую минуту, когда волшебник растворил дверь, и домой ему пришлось добираться ползком.

Он мог бы многое поведать Литанде о легендарном, страшном по силе бейнитском яде и не менее могущественной и легендарной Харка Бей. Еще несколько месяцев назад, он думал что гильдия убийц — лишь один из илсигских мифов, однако, когда из-за горизонта и впрямь приплыл народ с рыбьими глазами, он понял, что и другие мифы могут стать явью. Некто попал в серьезную переделку, использовав сцеженный яд и острие ножа, дабы показать, что девушку убили Харка Бей. Йорл не верил, что Харка Бей интересовала женщина с Улицы Красных Фонарей, и не был по-настоящему озабочен тем, кто и за что убил ее. Его мысли занимало лишь знание того, что Харка Бей, по крайней мере, реальна и ее можно направить против его собственного несчастья.

2

С недавних пор судьба повернулась, наконец, лицом к женщине, которую в городе знали просто как Ситен. Высокие кожаные ботинки, явно были сделаны на заказ. Новым был подбитый мехом плащ, творение одной старушки из Низовья, которая со времени появления бейсибцев со своим золотом обнаружила, что бездомных кошек можно не только есть. Да, с тех пор, как приплыли пучеглазые, жизнь стала лучше, чем раньше.

Ситен колебалась, борясь с воспоминаниями, и пустилась в путь, напоминая себе, что вспоминать былое — опасное безрассудство. Возможно, жизнь стала лучше для женщины из Низовья, чем год назад, однако были в этом и свои минусы.

Девушка легко скользила среди сумрачных, переменчивых теней Лабиринта, обходя возникшие в старинной кладке выбоины. Любопытные детские глазки появлялись при ее приближении и с шумом исчезали, а зловещие взрослые особи этого проклятого места в тяжелом молчании следили за ней, скрытые в тени дверей и слепых аллей. Ситен шла вперед, не глядя по сторонам, фиксируя уголками глаз любое движение.

Она остановилась возле улицы, ничем не отличавшейся от десятка других и, убедившись, что за ней никто не следит, вошла в нее. Света не было, и Ситен принялась руками скользить вдоль мрачных стен, отсчитывая двери. Четвертая по счету, как она и думала, оказалась запертой, однако девушка быстро нашла выбитые прямо в стене углубления. Пока она лезла по стене, плащ откинулся, и будь улица освещена, взору случайного прохожего предстали бы штаны под женской туникой и висящий на левом бедре длинный меч. Перемахнув через стену, Ситен оказалась в небольшом дворике давно заброшенного храма.

Сноп яркого лунного света, столь нежеланный здесь, в Лабиринте, скользил среди развалин алтаря. Сжав плащ, словно он был источником храбрости и силы, Ситен склонилась среди камней и прошептала: «Моя жизнь для Харка Бей!» Ничего не случилось. Тогда девушка обнажила меч и положила его на колени.