Книга Открытый Заговор - Герберт Уэллс

Эта трансформация бизнеса, торговли и финансов была настолько обширной и быстрой, что все еще не осознавалась до конца. Умные люди год за годом входили во все новые деловые комбинации и расширяли круг своего бизнеса, не осознавая, как их деятельность повышала уровень их социальной значительности и ответственности. Даже сейчас организация экономической жизни только-только начинает совершать открытие в отношении самой себя. Она унаследовала несовместимые существующие институты себе во вред. Она была патриотичной и сломала себе зубы о тарифные барьеры, которые патриотизм воздвиг, чтобы воспрепятствовать ее собственному продвижению, она была имперской и оказалась задушенной налогами до предела своей выносливости, она подпала под «контроль» армейских и военно-морских экспертов и в итоге оказалась полностью искалеченной. Более молодые и энергичные интеллектуалы в советах директоров крупных корпораций сегодня начинают осознавать незавершенные результаты своего предпринимательства. Придет день, когда джентльмены, которые в своей игре пытаются контролировать мировые запасы нефти, не оправдывая это ничем, кроме второстепенных факторов, будут считаться причудливыми персонажами. Конечные цели большого бизнеса должны вовлечь большой бизнес в Открытый Заговор так же уверенно, как это происходит с вовлечением любого другого творческого и широко организованного движения.

Я знаю, что на все эти призывы к объединению конструктивных усилий большое количество людей сегодня даст такой ответ, который, я надеюсь, будет менее популярен в будущем, чем в настоящее время. Сначала они напустят на себя проницательный вид, на их лицах изобразится умудренность опытом. Затем, мягко улыбаясь, они спросят, нет ли чего-то абсурдно амбициозного в том, чтобы рассматривать проблему жизни человечества как единое целое. Разве не разумнее сосредоточить наши силы на более практических вещах, не пытаться переделать все сразу, не противопоставлять весь установленный порядок вещей нашим устремлениям, начинать осторожно, воздерживаться от чрезмерного напряжения людей, доверять растущему здравому смыслу мира, чтобы приспособить ту или иную линию прогресса к существующему порядку вещей. Намного лучше добиться чего-то определенного там и сям, чем бросить вызов сразу всему и потерпеть неудачу. Именно так, заявляют они, реформаторы и творческие личности продвигались в прошлом (да, согласимся мы, вот так они идут и сейчас: ковыляют вперед медленно и неуверенно, с переменным успехом). Почему бы не доверить им идти таким путем – пусть каждый вносит свой вклад (да, но отмечу: полностью игнорируя логическую взаимосвязь прогрессивных усилий, на которую я постоянно обращаю внимание читателя).

Я должен признаться, что, несмотря на популярность этого стиля аргументации, он вызывает у меня такую утомительную скуку, что, вместо того, чтобы спорить с ним, я прибегну к притче. Я расскажу историю о свинье на острове Провиндер.

Вы должны понимать, что на острове Провиндер была только одна свинья, и Бог знает, как она туда попала, сбежала ли она и выплыла на сушу или была выброшена на берег с какого-то судна, внезапно перешедшего в вегетарианство, – не имею об этом представления. Сначала она была там единственным млекопитающим. Но позже там потерпели крушение трое моряков и очень маленький, но наблюдательный юнга, и, питаясь какое-то время моллюсками и корнями, они узнали об этой свинье. И они незамедлительно ощутили совершенно непреодолимую тягу к бекону. Старший из трех моряков начал думать о ветчине, которую он пробовал в детстве, прекрасной ветчине, для которой его отец специально заточил разделочный нож; второму из троих моряков постоянно снилось жаркое из свинины, которое он ел на свадьбе своей сестры, а третий замечтался о потрохах – не знаю почему. Они сидели у своего скудного огня и разглагольствовали об этом, пока у них слюнки не потекли, а съеденные моллюски тем временем окончательно переварились. Неизвестно, какие сны снились юнге, потому что по обычаю они не доверяли ему. Но он сидел в раздумьях и наконец заговорил. «Давайте поохотимся на эту старую свинью, – сказал он, – и убьем ее».

Возможно, дальнейшее произошло из-за того, что у этих моряков была привычка осаживать юнгу и указывать ему на его место, но так или иначе, по какой бы то ни было причине, все трое моряков единодушно выступили против этого предложения.

«Кто это сказал „убить свинью?“ – громко произнес старший матрос, оглядываясь, чтобы убедиться, что свинья случайно не слышит. „Кто это сказал „убить свинью“? Ты – один из тех глупых молодых дьяволят, которые впиваются в идеи и не понимают трудностей. Я сказал „Етчина“. Все, что мне нужно, – это немного Етчины с корнями и морской солью. Один кусочек Етчины. С левого бока. С правого бока не нужно, этого я не предлагаю. У меня есть чувство меры и чувство юмора, и я знаю свои пределы. Я разумный, рассудительный, практичный человек. Етчина – это то, что мне нужно, и если я ее добуду, я готов сказать „отбой“ и оставить остальную свинью в покое. Кто идет со мной на нормальную, разумную Хоту за Етчиной с Левого Бока – только чтобы заполучить один кусочек Етчины с Левого Бока?»

Никто не ответил ему прямо, но, когда его голос стих, следующий по старшинству матрос взял слово. «Этого юношу, – сказал он, – погубит Амомнение, и мне его жаль. Моя идея состоит в том, чтобы выследить свинью и добыть филейную вырезку. Просто кусок филе. Мне достаточно филейной вырезки. Это вполне осуществимо. Намного более осуществимо, чем прекрасная Етчина. У нас тут нет ни ружья, ни дерева для изготовления лука и стрел, у нас нет ничего, кроме складных ножей, а эта свинья может бегать, как Чумелая. Смешно даже думать об убийстве этой свиньи. Но если кто-то войдет к ней в доверие, коварно подкрадется к ней без шума и доберется до филейной части – как будто хочет пощекотать – можно отхватить филейку так аккуратно, что она и не спохватится».

Третий матрос сидел удрученный с опущенной вниз головой, запустив свои тонкие пальцы в копну волос. «Потрошки, – бормотал он, – потрошки. Я даже не хочу думать о свинье».

А юнга молча вынашивал свои собственные планы, так как он счел неразумным и далее провоцировать своих старших товарищей.

И вот, таким образом, трое моряков приступили к удовлетворению своих желаний свинины, каждый по-своему, по отдельности, разумно и скромно. И у каждого была своя награда. Первый матрос после нескольких недель терпения подобрался к свинье на расстояние вытянутой руки и хорошо и звонко шлепнул эту вожделенную ветчину по левому боку и почувствовал, что успех близок. Двое других услышали шлепок и хрюканье испуганной свиньи за полмили. Но свинья в состоянии изумления тут же унесла ветчину за пределы досягаемости, и это было все, чего достиг первый моряк в стремлении к своей цели. Охотник до жаркого из филейной вырезки преуспел ничуть не лучше. Однажды он наткнулся на свинью, спящую под скалой, и прыгнул на ту самую филейную часть, к которой он вожделел, но свинья укусила его глубоко, к тому же занесла инфекцию и выказала такое негодование, что вопрос о вырезке был немедленно забыт и никогда больше не обсуждался между ними. После этого рука второго матроса была перевязана и опухла, и ее состояние менялось от плохого к худшему. Что касается третьего матроса, то вряд ли он хотя бы раз почуял запах потрохов от начала и до конца этой притчи. Юнга, преследуя собственные идеи, сделал ловушку для всей свиньи, но, поскольку другие ему не помогли и поскольку он был слишком маленьким – хотя и смышленым – юнгой, то это получилась хлипкая и недостаточно глубокая ловушка, и единственный, кто в нее попался, был обезумевший охотник за потрохами, слонявшийся неподалеку. После этого охотник за потрохами превратился в охотника на юнг, и жизнь юнги, при всей его смышлености, стала опасной и неприятной. Он теперь спал только урывками и познал всю горечь непонятого прозрения.