Книга Кровь среди лета - Оса Ларссон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Похоже, она оглохла на то ухо, которое повернула к тебе, — заметила Ребекка.
— Я сам виноват во всем, — признался Сиввинг. — Но когда живешь один, волей-неволей начинаешь им потакать, а потом…
Ребекка кивнула.
— Послушай, — вдруг обратился к ней Сиввинг. — А ведь здорово, что ты явилась сюда с таким крепким парнем. Вы поможете мне починить мостик. Я хотел подтянуть его трактором, но не уверен, что он выдержит.
Затонувший мостик был тяжелым, а вода медленной и вязкой. Винни и Сиввинг стояли по обе его стороны и тащили изо всех сил. Оставшиеся отлета комары не упускали случая впиться им в шею. Разгоряченные солнцем и работой, мужчины сняли рубашки, Винни обул резиновые сапоги Сиввинга. Ребекка раздобыла себе обмундирование в доме бабушки, но обувь оказалась дырявой, и правая нога сразу же промокла. Сейчас, когда Ребекка стояла на берегу и помогала мужчинам, в сапоге у нее хлюпало, а по спине стекала струйка пота. Голова тоже была мокрой, и на коже под волосами выступила соль.
— Только так и можно почувствовать, что живешь, — простонала она.
— Тело живет, во всяком случае, — ответил Сиввинг.
Он казался довольным. Сиввинг знал, какое освобождение от душевных мук приносит физический труд. Конечно же, именно этим он и должен был ее занять.
А потом они ели суп с фрикадельками и закусывали сухарями. Сиввинг соорудил три табурета и расставил их вокруг стола. Ребекка получила сухие носки.
— Рад, что тебе нравится обед, — говорил Сиввинг, глядя на Винни, который жадно хлебал из своей тарелки, одновременно отправляя в рот сухари, смазанные толстым слоем масла с ломтиками сыра поверх. — Значит, ты вернешься сюда помочь мне.
Винни кивнул и что-то промычал в ответ набитым ртом. Белла лежала на кушетке в окружении щенков. Ее уши настороженно двигались. Она наблюдала за людьми, хотя ее глаза оставались закрытыми.
— Ты всегда желанный гость в этом доме, — продолжал Сиввинг.
Ребекка кивнула, глядя в окно.
«Здесь время движется медленно, — думает она. — Тем не менее оно не стоит на месте. Для меня этот мостик новый, а ведь ему наверняка уже много лет. И это не Мирри, кошка Ларссонов, промелькнула в траве, та давно уже умерла. Я не знаю, как зовут собаку, которая лает где-то вдалеке, а раньше я различала их всех. Я помню сердитый и воинственный голос пса Пилькки. Он долго не умолкал. Сиввинг скоро не сможет сам убирать снег во дворе и готовить пищу. Может, мне стоит здесь остаться?»
Анна-Мария Мелла остановила свой «форд эскорт» во дворе Магнуса Линдмарка. Как утверждали Лиза Стёкель и Эрик Нильссон, этот человек никогда не скрывал своей ненависти к Мильдред Нильссон. Это он резал шины на ее автомобиле и поджигал ее сарай.
Анна-Мария помыла машину, воспользовавшись имеющимся во дворе краном и шлангом, и выключила воду. Линдмарк оказался коренастым, сильным на вид мужчиной лет сорока. Завидев гостью, он закатал рукава рубахи, словно чтобы продемонстрировать мускулы.
— Вот так паровоз! — пошутил Линдмарк насчет ее автомобиля.
Поняв, что гостья из полиции, он изменился в лице. Внезапно в глазах мелькнуло смешанное выражение презрения и страха, и Анна-Мария пожалела, что не взяла с собой Свена-Эрика.
— У меня нет желания отвечать на ваши вопросы, — сказал Магнус Линдмарк, прежде чем она успела открыть рот.
Анна-Мария представилась и достала удостоверение, хотя в этом не было никакой необходимости. «Ну и что же мне теперь делать? — подумала она. — Как мне заставить его говорить?»
— Но ведь вы даже не знаете, о чем я хочу с вами побеседовать, — обратилась она к Магнусу Линдмарку.
— Дайте мне угадать, — ответил он, изображая на лице напряженную работу мысли и потирая подбородок указательным пальцем. — О сучке с пасторском воротником, которая получила по заслугам, так? Мне действительно совершенно нечего сказать о ней.
«О! — подумала Анна-Мария. — Ты, похоже, готов говорить на эту тему круглые сутки».
— Что ж, — вздохнула она. — Тогда мне остается снова завести свой паровоз и отправиться восвояси.
С этими словами Анна-Мария повернулась и пошла к машине, ожидая, что Магнус Линдмарк окликнет ее.
— Если найдете парня, который сделал это, — закричал он ей вслед, — обязательно сообщите мне, чтобы я мог пожать ему руку.
Анна-Мария повернулась к Линдмарку, уже взявшись за ручку дверцы автомобиля. Она не ответила.
— Она была чертова сука и получила по заслугам. У вас есть блокнот? Запишите.
Анна-Мария демонстративно достала блокнот и ручку и написала «чертова сука».
— Похоже, кое-кого Мильдред Нильссон действительно раздражала, — произнесла она, как бы размышляя вслух.
Магнус Линдмарк сделал несколько шагов вперед и остановился на угрожающе близком расстоянии.
— Можешь не сомневаться в этом, — кивнул он.
— За что вы так на нее злитесь? — спросила его Анна-Мария.
— Злюсь? — повторил Линдмарк. — Я злюсь на собаку, которая облаивает белку на дереве. А здесь я не намерен юлить и прямо скажу, что ненавидел эту суку всеми фибрами души. И не я один.
«Говори же», — подумала Анна-Мария и понимающе кивнула.
— За что же вы ее ненавидели?
— За то, что она разрушила мою семью, вот за что! — закричал Магнус Линдмарк. — За то, что мой мальчик стал писать в постель в возрасте одиннадцати лет. Да, у нас были проблемы, но Мильдред вовсе не собиралась помогать нам в их решении. Я говорил Анки, что ничего не имею против того, чтобы обратиться в семейную консультацию. Но нет, она пошла к ней, и эта чертова сука подбила ее уйти от меня. Вместе с ребенком. Вы думаете, этим должны заниматься священники?
— Нет, но вы…
— Да, мы ссорились с Анки. Но ведь и ты иногда ругаешься со своим парнем?
— Частенько. Но вы так ненавидели ее, что… — Анна-Мария не договорила и принялась листать свой блокнот. — Вы подожгли ее сарай, прокололи шины на автомобиле, перебили окна в теплице.
Магнус Линдмарк широко улыбнулся:
— Откуда вы знаете, что это я?
— Что вы делали в ночь накануне праздника летнего солнцестояния?
— Я уже отвечал на этот вопрос, — спокойно продолжал Линдмарк. — Тогда я заночевал у одного моего приятеля…
— Фредрика Корпи, — прочитала Анна-Мария в своей записной книжке. — Вы часто ночуете у приятелей?
— Только когда напиваюсь так, что не могу вести машину.
— Вы сказали, что не вы один ее ненавидели. Кто еще?
Магнус Линдмарк развел руками.
— Да кто угодно…
— Я слышала, ее любили.