Книга Опасные удовольствия - Наталия Левитина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зося Менгер и ее подруга Настя безостановочно тарахтели уже полчаса, пока маникюрши делали им ванночки и компрессы для рук и шлифовали картонными пилками ногти. Девушек не волновали сторонние слушатели, они громко обсуждали свои проблемы.
– Стручок вьется вокруг Губкиной, – убито констатировала Зося.
– М-да, – невесело отозвалась Настя. – И это видно невооруженным глазом.
– Я слышала, как они сегодня разговаривали. Щебетали, голубки, битых десять минут.
– Интересно, о чем?
– О каких-то дизелях и турбинах! Что за ерунда?
– Ах, Зося, ты не понимаешь. Эта Губкина тонкая штучка. Она знает, чем привлечь Егора. Он любит автомобили. Вот она и лезет из кожи вон, изображает из себя страстную автолюбительницу.
– У нее и машины-то нет, – пренебрежительно искривила губы Зося. – Приезжает на автобусе.
– Вот Стручок-то и исправит эту несправедливость. Будет подвозить Ксению на своей «бээмвэшке».
– Проклятье! Мой день рождения, когда я должна была совершить прорыв в борьбе за Егора, пропал даром. И даже наоборот – прибавил шансов гадкой Ксении.
– Ну она ведь так всех удивила. Надо признать, она великолепно выглядела в своем красном платье.
– Отнюдь, – повела бровью Зося, – тебе изменяет вкус, Настена, платье было откровенно вульгарно. А Губкина в нем просто безобразна!
Настя с понимающей улыбкой взглянула на подругу и не стала возражать.
– Лучше вот этот лак, – обратилась она к маникюрше. – Как раз к моему костюму.
– Безобразна! Что Егор в ней нашел? Пигалица!
– Пигалица. Однако, я думаю, отсутствие автомобиля в личном пользовании – ее единственный недостаток. А в тестировании на уровень профессиональной подготовки она набрала больше всех баллов, – подкинула дровишек в огонь Анастасия.
– Компьютер мог ошибиться!
– Ее курсовую работу «Внеличностные факторы менеджмента» представляли на международном конкурсе в Португалии.
– Вот пусть и проваливает в свою Португалию. А мне оставит Стручкова.
– Осеев с Людкой собирались ехать на каникулах в Европу – прикупить Людке барахлишка к зиме, а теперь поездка расстроилась. Марат на Людку и смотреть не хочет, все помыслы о ней, о Губкиной. – Безжалостная Настя наносила удар за ударом.
– Каракатица!
– А Вася Чукин вообще сбрендил. Узнал, где она живет, и утром перед лекциями ждал у подъезда с корзиной роз.
– Правда? Какое-то всеобщее помешательство. Но я так просто не сдамся. Впереди семинар с американцами в Подмосковье. Я возьму реванш.
– Надеюсь, тебе повезет.
– Несомненно. Я уже обдумала все детали. Четыре дня – двенадцать нарядов.
– Не чересчур? – удивилась Настя.
– В самый раз.
– Ты надорвешься с чемоданом.
– А Губкина будет все четыре дня шнырять в джинсах и свитере!
– В джинсах у нее совершенно очаровательная попка, а тот ее голубой свитерок так чудесно подходит к глазам.
– Слушай, Настя, я что-то не пойму – ты чья подруга? Моя или ее?
– Конечно твоя. Но я пытаюсь быть объективной. Тебе знакомы слова Леонардо да Винчи: противник, ищущий ваши ошибки, полезнее, чем друг, желающий их скрыть. Вместо того чтобы бегать по магазинам и выискивать тряпки, которые якобы должны привлечь к тебе внимание Стручкова, лучше бы ты поинтересовалась, как устроен двигатель внутреннего сгорания. Умненькая Губкина давно поняла, где у Егора находится кнопка «оn-off». Слушай, если мы не хотим опоздать на лекцию Броника, нам надо мчаться, мчаться, мчаться.
Девочки потянулись за сумками, чтобы рассчитаться.
В салоне появилась новая клиентка. Высокая, рыжеволосая, ослепительная, она показала маникюрше свои руки и пошевелила пальцами. «Маникюрчик!» – улыбнулась она.
Зося и Настя переглянулись.
– М-да… – протянула Зося уже на улице. Девушки торопливо направлялись к Настиному авто. – Ноги, правда?
– Да и все остальное, согласись, – вздохнула Анастасия. – Бывают же красавицы.
– Ну уж и не красавица. Но вся такая заметная. Яркая.
– Короче, сплошное расстройство.
– Да.
– Заметила, какой на ней костюмчик?
– Йес.
– Хотя я не люблю такие разрезы – до бедра. Чересчур откровенно.
– А я люблю. И мужики бесятся.
Анастасия включила зажигание и осторожно сдвинула машину с места.
– Сколько у нас осталось минут до начала?
– Пятнадцать.
– Если не будет пробки – успеем.
– Надо успеть, чтобы не выслушивать занудства Бронислава.
Оставшуюся дорогу девочки молчали. Настя напряженно вела автомобиль, а Зося думала о недосягаемом Стручкове и подлой Ксении.
Константин Смирнов драпанул из больницы. Не то что его приковали наручниками к батарее центрального отопления и молили остаться, но и одежду без согласия врача не отдали. В результате капитан Смирнов, смертельно сексуальный в своей полосато-фиолетовой пижаме и с пакетом в руке, ловил такси и привлекал внимательные взгляды горожан.
– Костюмчик от Версаче? – осведомилась девочка на роликовых коньках, подкатывая вплотную. – Тебе адски идет, ну просто чума!
Таксисты упорно игнорировали живописного Константина, очевидно принимая его за душевнобольного. Он, кстати, вполне подтверждал этот визуальный диагноз, потому что при появлении свободного автомобиля начинал отчаянно размахивать руками – и впрямь как ненормальный. Капитан стеснялся своего вида (и абсолютно зря, так как и его торс, и стройные ноги выглядели бы прекрасно не только в больничной пижаме, но и в рубище), очень боялся встретить знакомых, и ему не терпелось скорее спрятаться от любопытных взглядов в чреве такси.
– Ну хамы! – возмутилась девочка. Ей было лет тринадцать, в крошечной юбке и наколенниках, она вертелась вокруг Кости и явно ему сочувствовала. – Ни один не остановится. Не, ну сто пудов, хамы! Ты, конечно, адски симпатичный, но такой… В общем, сердце рвется, слезы душат. Отойди в сторону.
Девочка съехала на проезжую часть, уверенно подняла руку и через секунду остановила вожделенное авто.
– Мужчинка, довезите несчастного, – сказала она водителю. – Обычно он – клянусь правым наколенником – на джипе и в смокинге, но сейчас временно бедствует.
Костя с благодарностью пожал девочкин локоть и быстро прыгнул на переднее сиденье.
…Интерьерчик, который открылся капитану за входной дверью его квартиры, оставленной буквально на несколько дней, потряс бы и копченую египетскую мумию. Содержимое трех комнат словно побывало в острозубой пасти громадного дикого зверя или будто было пропущено через исполинскую мясорубку. Под ногами хрустело битое стекло, шторы были сорваны, обои изрезаны, журнальный столик изнасиловали не менее восьми раз, искореженный видеомагнитофон ощетинился черной пластмассой. И все это великолепие было плотно усеяно белым пухом из вспоротых подушек.