Книга Игра стоит свеч - Дарья Волкова

— У меня не получится. Я сегодня выдал все, что мог. Лучше я не смогу, Ник.

— Ты сделал достаточно.

— Мы вторые!

— Зато день первый!

— И что изменится завтра?

Ник улыбается, хотя ей его нестерпимо жаль. Но не дай Бог дать ему это почувствовать. Его гордость этого не переживет.

— Кайл, ну ты чего? Давай, не раскисай! Мозги включи! Лесные участки кончились. Завтра будем гонять по вересковым полям.

— И что?

— В-первых, там не так фатально скользко. А во-вторых…

— Что — во-вторых?

— Во вторых, на завтра по прогнозу ожидается сильный туман.

— Вот повезло — так повезло! — невесело вздыхает Кайл.

Ник усмехается.

— Не представляешь себе — насколько. В тумане, друг мой, у кого «легенда» более правильно составлена — тот и будет на первом месте. А уж по стенограмме я штурмана Уолберга сделаю, — она звонко щелкает пальцами. — В легкую! На раз! Я же суперштурман, не так ли?

Кайл улыбается. Слабо и неуверенно, но все-таки. А Ник продолжает:

— Выше нос, il mio generale! (ит. Мой генерал, прим. автора.)

Теперь он даже смеется.

— У тебя ужасное произношение!

— Не переживай, завтра я буду говорить по-английски!

Она все-таки заразила его своей уверенностью.

— Я тебя вчера поцеловал перед стартом.

— Я помню, — торопливо и, одновременно, неуверенно.

— Не помогло.

— Угу. Не совсем.

— Значит, сегодня ты меня целуешь. Может, так сработает?

— Кайл, не дури! — она начинает нервничать. Будто мало того, что вот-вот гонка начнется!

— Давай, штурман! Есть такое слово — «надо».

— Ты…

— Надо!

Черт его подери! Наверное, не стоит с ним спорить. Нет более суеверных существ, чем гонщики. Если он это вбил в голову…

Не давая себе возможности передумать и струсить, повторяет его вчерашний маневр. Перегнулась, быстро и невесомо коснулась его губ. Испуганно отпрянула, оглушенная собственным мгновенно ударившим гулким набатом сердцем. На него рискнула посмотреть только искоса.

Кайл на нее тоже не смотрит. Кивает, глядя прямо перед собой.

— Ладно, для первого раза достаточно. Поехали. И да пошлет нам Господь туман!

Но сначала были «участки для Микки-Мауса» — простейшие, не представлявшие никакой сложности асфальтовые спецучастки. Нелюбимые гонщиками, они были весьма популярны среди зрителей, а самое главное — влияли на результат. Временами гонка на них больше походила на лотерею.

Покончив с «асфальтовым адом», который в этот раз не внес существенных перемен в расположение гонщиков в промежуточной турнирной таблице, экипажи наконец-то полноценно ринулись в бой.

Погода начала портиться, и с каждой минутой смеркалось все больше и больше. Ехать приходилось в полном сумраке, подкрепленном плотном туманом.

После первого спецучастка:

— Черт! Реально сложно! В паре секций я ни хрена не видел!

— Все нормально. Я контролирую ситуацию. Поедем по приборам. Верь мне.

— Хорошо, прибор. Как скажешь. Верю.

В густом, хоть ложкой ешь, тумане они все-таки смогли прорваться на первое место. С микроскопическим выигрышем в семь десятых секунды.

— Я же тебе говорила! Мы первые!

— Условно. Меньше секунды — это не отрыв.

— Значит, будем отрываться.

Кайл хмурит брови. А потом, резко и уверенно:

— Будем!

На следующий день утреннюю секцию они тоже выиграли. Хотя у Ник скребли на душе кошки — организаторы «порадовали» гонщиков весьма жестким трамплином. Трамплин оказался коварным, и многие экипажи там повредили свои автомобили. Они же — погнули радиатор, но машина пока держалась.

Сходы следовали за сходами, у кого-то случались проблемы с двигателем. Ник не знала, что им делать — поберечь машину или валить «на все деньги». По итогам дневной секции их с Уолбегом разделило одна и восемь десятых секунды.

— Рискнем?

— Конечно.

— А если машина не выдержит?

— Не думай об этом, Кайл. Не время для этого. Ставим все на победу.

Говорят, риск — благородное дело. Говорят, везет сильнейшим. Много что говорят те, кто не знает, каково это — когда развязка близка, когда время растягивается и каждая секунда становится золотой.

Оба экипажа, претендовавшие на лидерство, показывали весь день почти одинаковый темп. Интрига, да не просто интрига — судьба чемпионского титула! — держалась до последнего.

И он все-таки не выдержал этого напряжения. В одном из поворотов последнего «допа» Уолберг совершил досадную ошибку, разрушив тем самым свой шанс на чемпионский титул. Кайлу осталось лишь спокойно доехать до финиша, ибо для остальных он был недосягаем.

Оказывается, когда выигрываешь, первое чувство, которое испытываешь — опустошение. Вот и все. Ты это сделал.

Команда кипела, бурлила, клокотала. Море радостных лиц, крики, кто-то терзает трубу, кто-то лупит в барабан. Нестройным хором распевают на месте сочиненный гимн победы, прославляющий «Субару», Кайла и Ник. Ни рифмы, ни ритма, но зато много энтузиазма. Ник смотрит на это все со смесью восторга, веселья и страха. Страха — потому что лицезрит картину всекомандного ликования с высоты более двух метров. После отпустившего ее нервного напряжения она из машины буквально выпала — и прямо на руки Оливье Кеснелю, старшему механику команды. Здоровенный, с фигурой штангиста и прозвищем «Профессор», он мигом подхватил ее, и Ник, не успев даже пискнуть, оказалась на его плечах, а земля вдруг — невозможно далеко. Оттуда же смотрела на хохочущего Кайла, который переходил из руки в руки. Всем хотелось обнять чемпиона. ИХ чемпиона!

Кайл оборачивается, ищет взглядом Ник. Изумленно распахивает глаза, обнаружив ее на плечах у Оливье. Посылает ей воздушный поцелуй и кричит, пытаясь пересилить творящийся вокруг гвалт:

— Эй, Профессор! Смотри, не урони моего штурмана! Это самое ценное, что у меня есть!

Вечеринка по случаю победы затянулась до утра. Сэр Макс арендовал особняк, и празднующая команда едва не разнесла его вдребезги. Там было все: и море выпивки на любой вкус, и ломившиеся от закусок столы. Были музыканты какой-то модной британской группы. Им сэр Макс в свое время немного помог в продвижении к вершинам музыкального Олимпа, и сейчас они с удовольствием выступили на празднике. Впрочем, Кайл и их вовлек в командную попойку, о музыке они вскоре забыли, а инструменты были растащены любителями помузицировать из числа сотрудников «Мак-Коски», особенно жадных до искусства. Жалобные звуки терзаемых инструментов периодически вплетались в общую «симфонию веселья» до тех пор, пока музыканты не отобрали их у «похитителей», сообразив, чего им потом будет стоить заново настроить свои сокровища после такого «домашнего музицирования»