Книга Не бойся, я рядом - Иосиф Гольман

Да и как не потрясти, если даже Марка, опытного врача, такие картины не оставляют равнодушным.

Сначала – краткий период просто повышенного настроения. Очень скоро становится ясно, что это не нормальная экспрессия и не радость жизни. Потом – речевая активность, постепенно терявшая внешнюю разумность: скакавшие галопом в перевозбужденном мозгу мысли явно опережали текст. Потом добавилась двигательная активность.

Короче, когда прежде веселая и спокойная Лариса на четвертый день заболевания превратилась в фурию, муж вызвал скорую психиатрическую помощь.

За все время ее лечения он не пришел навестить больную ни разу.

И Лазман не готов был с ходу осудить этого человека.

Это же действительно страшно: вчера ты ее целовал, обнимал, делился самым сокровенным. Сексом занимался, в конце концов.

А сегодня с тобой общается ведьма, неряшливая, всклокоченная, с горящими глазами, то громко поющая, то несущая черт-те что, и даже внешне уже не похожая на ту женщину его мечты, которой он так трудно и долго добивался.

У Ларисы бывали и светлые, довольно длительные промежутки.

Но по выходе из больницы ее ждал бракоразводный процесс, бытовые трудности, потеря работы и полное крушение всех жизненных планов.

Такое и здорового сломит.

Так что теперь она – почти постоянный пациент психиатрических клиник.

В это отделение попала из-за острого аппендицита. Аппендикс удалили, а ее оставили до улучшения, которое, наверное, когда-нибудь наступит.

Сейчас у нее была фаза депрессии, тоже очень тяжелой.

Марк посмотрел на скорбное лицо, глаза с, похоже, навсегда выплаканными слезами. На звуковые раздражители не отзывается, витает где-то там, внутри своего страшного и мрачного мира.

Лазман вздохнул: он бьется за Ларису уже довольно долго. Но случай действительно тяжелый. Две недели назад попробовали антидепрессанты – и доза-то была незначительной – получили ответ в виде мании. Этакий перескок из одного крайне неприятного состояния в другое, противоположное. Теперь вынужден выжидать, применяя лекарства гораздо меньшей эффективности.

Впрочем, Марк надежды не терял: он уже закинул двум друзьям – в Штаты и в Израиль – данные по больной, включая результаты томографии. Может, подкинут что-нибудь новое – там сейчас огромный прогресс в фармацевтических методах лечения подобных расстройств. Денег у Ларисы на новые лекарства, конечно, не будет. Но тут могут опять помочь друзья из «Врачей без границ». Если же нет – Марк решил, что оплатит препараты сам.

После Ларисы он зашел в палату Клавдии Викторовны.

Этот случай был не легче Ларисиного. С той только разницей, что лекарств от старости пока не приходится ждать ни от каких – пусть даже и самых современных – фармацевтических центров.

Клавдию Викторовну в отделение «сдали» на лето высокопоставленные родственники.

И опять Лазман не был готов их осуждать, тем более что время от времени они забирали бабушку домой. Чтобы потом, вновь намучившись, положить ее в очередную больницу с относительно приличным уходом.

Больная сломала шейку бедра восемь лет назад.

Шесть лет пролежала в квартире, постепенно теряя не только физические, но и интеллектуальные силы. Нынешний диагноз «деменция» полностью объяснял ее состояние.

Обрывки мыслей.

Обрывки воспоминаний.

Обрывки фраз.

Вот и все ее нынешнее когнитивное могущество.

Марк посмотрел на бабушкино лицо.

Сухая, морщинистая кожа. Спутавшиеся, жидкие волосы.

Глаза под прикрытыми веками бегают, что-то она там такое, из богатого прошлого, наверное, рассматривает.

Лазман вспомнил, какая она была на портрете – он бывал в доме этих людей.

Портрет был живописный, маслом на холсте, и написан не менее полувека назад.

А изображена на нем молодая, властная женщина. Пусть не очень красивая, но такая живая и притягательная! Сейчас бы сказали – с харизмой. А тогда, наверное, – с характером.

И вот что осталось…

Бабушка несколько раз ерзнула головой по тощей больничной подушке.

– Пролежней нет? – спросил Марк у палатной сестры.

– Мы стараемся, – немножко обиженно ответила та. Младший персонал здесь был надежный, старой закалки.

Лазман осторожно взял больную за кисть руки. Сухая, как куриная лапка.

А пульс неплохого наполнения и нормальной частоты.

«Бедная ты наша…» – подумал он, еще раз вспомнив портрет.

В этом случае он уж точно был не в силах помочь.

Последний больной был и не совсем больной.

Вовчик, единственный сын своих родителей, впервые в жизни был с ними полностью солидарен: семья дружно не хотела, чтобы их отпрыск исполнял свой воинский долг.

С плоскостопием или пороком сердца решили не рисковать – боялись попасть под какую-нибудь очередную кампанию борьбы со взяточниками из военкоматов.

Психиатрия же предоставляла для откоса от армии самые богатые – и практически ненаказуемые – возможности.

Особенно для такого хитрого и сметливого существа, которым, несомненно, являлся Вовчик.

Марк Вениаминович вообще-то подобной практикой бабки не зарабатывал. Хотя и не осуждал «откосчиков», не желавших служить расходным материалом не в отечественных войнах.

Но здесь – особый случай: попросил могущественный человек, который тоже не раз и не два помогал Лазману.

Хитреца даже не пришлось ничему обучать: он так ловко умел невпопад отвечать на вопросы – да еще с таким простецким выражением лица, – что молодой коллега Марка Вениаминовича установил у него аж три психических расстройства из заветного списка, закрывавшего пройдохе дорогу в российскую армию.

Вот и сейчас Вовчик, до этого часа два просидевший в одной и той же нелепой позе на кровати, увидев знакомого доктора, вдруг нагло ему подмигнул.

Ну, это было уже слишком!

Лазман и так чувствовал себя не в своей тарелке.

Гораздо проще было найти у парня что-нибудь из неврологии – типа пары сотрясений головного мозга – чем проходить психиатрическое освидетельствование.

Однако Вовчику, похоже, откровенно нравилось дурить народ, и он считал это весьма прикольным приключением.

Вот уж кто ни на миг не опасался психиатрического диагноза в своей медицинской карте! Да и чего ему опасаться: играть на бирже – и чертовски успешно, к тому же – этому молодому человеку психиатрический диагноз никак бы не помешал.