Книга Орхидея в мотоциклетном шлеме - Дмитрий Лекух

— Да вот, — отвечаю. — Валяюсь на диване, книжку читаю. Толстую. И вроде как — не очень интересную. Но бросить — жалко…

— Понятно, — тянет. — А Машулька где?

— Да Бог ее знает, где она носится, — фыркаю. — Куда-то по своим таинственным делам умчалась. И откуда только она эти дела именно по выходным выкапывает? К вечеру, правда, обещалась быть…

— Все ворчишь, — смеется.

— Ворчу, — соглашаюсь. — А что делать? За неделю на работе устал как собака, ехать куда-то тусовать — лениво. В бассейн уже съездил, дежурный километр проплыл. Футбол по телевизору — говно полное. Завтра, в воскресенье, — еще ничего, а сегодня — так вообще голяк. Да еще и книга попалась…

— Что, неинтересная? — спрашивает.

— Да может, и интересная, — вздыхаю — Вот только переводная. А как у нас переводят в последнее время — сам знаешь. «План по валу, вал по плану». Тьфу. Ни стыда, ни совести, ни умения слова в предложения выстраивать…

— Да, — тянет, — не повезло тебе…

— Не повезло, — соглашаюсь.

— Ну, тогда, — ржет, — у меня есть предложение, от которого ты точно не сможешь отказаться…

— Это какое еще такое предложение?! — интересуюсь настороженно.

…А то в позапрошлый раз мы с ним после подобного начала беседы с парашютом прыгать отправились.

В Ватутинки.

А перед этим — улетели в Сочи сноуборд осваивать.

Оно мне надо?!

В прошлый раз, правда, справедливости ради, — обошлись пивом под бильярд…

Может, и в этот раз пронесет?!

А то что-то не готов я сегодня к подвигам…

— Да ты не бойся, — смеется. — У меня просто в твоем районе встреча назначена была. А человек не смог. А погода на улице — сказка. Весна. Может, давай выберемся в Серебряный Бор, погуляем? А потом уж определимся, что дальше делать…

Я за окно выглянул.

Солнце.

Небо в лужах отражается, с высоты четырнадцатого этажа — какое-то особенно ослепительно синее.

— Давай, — говорю, — согласен. Уже начинаю одеваться. Вот только главу дочитаю. А ты, кстати, где сейчас?

— Да у тебя под окнами, — хохочет. — Выходи давай…

Ну, оделся, спустился.

Машину его на охраняемую стоянку у нас перед домом загнали.

Да и пошли потихоньку.

От моего дома до Серебряного Бора — ровно десять минут ходьбы. Это если неспешным шагом…

…Идем, разговоры разговариваем.

На улице — красота.

Где-то плюс пятнадцать тепла.

Солнце.

Ну, я уже говорил.

Снег по обочинам еще, конечно, не весь стаял, но асфальт уже сухой.

Дети помладше — в «классики» прыгают, в «штандер». Постарше — на роликах гоняют.

Идиллия.

Блин.

Остановились, купили по бутылочке пива.

А что?

Выходной.

Имеем право…

…А вот и мост через реку.

За ним — лес.

Налево, наискосок через «конечную» автобусную остановку.

И всё — совсем-совсем по-другому.

Сумрачно, тенисто.

Таинственно.

Холодно.

Снег лежит толстым, еще только-только начинающим подтаивать слоем.

А воздух — уже все равно весенний.

Вместо шума машин слышно, как ручейки журчат. Пусть они еще под почти полуметровым слоем снега — а все равно слышно.

Идем не спеша, курим.

Молодец Руслан, что вытащил.

Пробродили с часок, поболтали о разных пустяках, да и уселись на скамеечку неподалеку от реки, на пригорке.

В самом лесу все-таки еще прохладно, а здесь уже весна в полную силу царствует, даже земля сухая.

Лед на реке практически растаял.

И настроение соответствующее — философское.

А на соседней скамейке влюбленные целуются.

Он — немного мешковатый очкарик.

Такой… медвежонок, можно сказать.

Плюшевый.

Ага.

Она — спортивная такая девица, в туго обтягивающих длинные стройные ноги коричневых вельветовых джинсах.

Смешные.

Я сигареты достал, закурил.

— Знаешь, — говорю, — Русланыч, что-то мысль в голову пришла, не могу не высказать…

Он фыркает:

— Ну, если не можешь не высказать, тогда говори…

Я усмехаюсь.

— Ну вот, — философствую, — посмотри на этих красавцев. Если нас с тобой взять да рядом с этим тюфяком поставить, еще неизвестно, кто для данной, отдельно обозначенной девицы будет выглядеть привлекательнее. Мне в последнее время мой возраст вообще никто не дает. Какие такие сорок с лишним?! Тридцать три — тридцать четыре, да и то — от силы. Про тебя уж и не говорю. Молодые. Обеспеченные. Абсолютно уверенные в себе. Успешные. Свободные. Одетые в дорогие и, смею надеяться, со вкусом подобранные шмотки. Ты — если приглядеться, конечно, — еще и известный. Звезда фактически. Просто мало кто ассоциирует твою небритую в данный момент физиономию с тем лощеным типом, что с телевизионной картинки по вечерам к нам в гости приходит. И слава Богу, кстати. А то и не потреплешься вот так, спокойненько, на свежем-то воздухе. «Поклонники таланта» порвут к чертовой матери. Замучаешься текущую политическую ситуацию в стране комментировать. А вот целоваться в парке на скамейке — уже не можем. Почему, интересно? Молодость закончилась? Так почему тогда я этого не чувствую…

Рус хмыкает и вытаскивает у меня из пачки сигарету.

Прикуривает.

— Умеешь же ты, — говорит, — людям настроение портить…

— Ну, извини, — хмыкаю в ответ.

Он глубоко затягивается.

— А ведь действительно странно, — выдыхает. — Я, когда за Ленкой год назад ухаживал — чего только ни делал. Цветами всю ее квартиру завалил. Из универа встречал ежедневно. По клубам водил. Очень красивая любовь была. Да почему была? И сейчас — очень красивая. А вот так, на скамейке, в парке — никогда не целовались. Первый раз ее поцеловал, когда домой провожал, в машине. Хотел в щечку чмокнуть, а получилось, что в губы уткнулся. И тут же — развернулись и ко мне поехали. А утром я уже к ее родителям потрусил, говорить, что решили пожениться. Она у меня дома осталась, ей страшно было…

— А как родители восприняли? — улыбаюсь.

— Да нормально, — жмет плечами, — восприняли. Сказали: «Наконец-то!». А у тебя с Машкой как было?

— У меня, — смеюсь, — вообще служебный роман. Ходили-ходили, смотрели друг на друга. Я как-то на вечеринке одной к ней подкатился — отшила. Ну, думаю, и Бог с тобой, золотая рыбка. Не больно-то и надо. Врал сам себе, конечно, но — гордость есть гордость. Даже если и дурацкая. Но общаться продолжали, нам вместе интересно было. А потом в командировку в Питер поехали, а когда вернулись, я шмотки собрал — и к ней. Ну, как к ней… Квартиру сняли. Я же все, что у меня было, Наталье оставил. Там все-таки двое детей. Это уже, знаешь, Русланыч, даже не любовь. Куда серьезнее. Это — судьба…