Книга Государыня for real - Анна Пейчева

— Король Луис очень мил, правда. Такой обходительный мужчина, это что-то! Он, конечно, сразу же в меня влюбился, с первого взгляда. Называл меня «королевой снов», смотрел таким взглядом, о-о-о, это не передать… А какой красавец! Одет с иголочки, изящнейший деловой костюм, я думаю, от Лидваля. А трость — вы бы видели эту прелесть! Элегантная, тонкая и, говорят, при необходимости превращается в шпагу. Да, так на чем я остановилась? Умный, поразительный мужчина. Он же все мои фильмы пересмотрел, наизусть цитировал «Крестьянку и госпожу»! Я вам серьезно говорю, такие проницательные у него глаза, темные, как смоль… Я просто не верю, что человек с такими глазами может вот так просто взять и напасть на какую-то там Венесуэлу! Наверняка Венесуэла сама виновата. Что-нибудь натворила, обозвала там его как-нибудь, я не знаю…

Потрясающей красоты женщина средних лет откинула за спину толстую пшеничную косу и случайно оглянулась на незваных гостей. Ее завораживающие голубые глаза, и без того огромные, распахнулись еще больше и она воскликнула:

— Кати! Детка, а ты что здесь делаешь?

— Ма… маменька? — Катя покачнулась, Иван едва успел ее подхватить. Он чувствовал, как императрицу бьет крупная дрожь.

— Вот, дамы и господа, пожалуйста! — Женщина, в которой Иван узнал знаменитую актрису Василису Прекрасную, мать Кати, бросившую ее в возрасте трех лет и укатившую в Испанию, театральным жестом указала на молодую государыню. — Познакомьтесь, моя дочь! Да, она не пригласила меня на коронацию, забыла про мать, но я не в обиде. И на то, что она сломала мировое электричество, тоже не сержусь, вы же понимаете, мои дорогие, деткам всё всегда прощается, а как же иначе? У меня широкая душа! Мое сердце умеет любить! То же самое я сказала и королю Луису, когда он меня спросил, а не разочаровалась ли я в мужчинах после предательства Ангела Изумительного, вы наверняка помните этого великого артиста по классическому фильму «Бзики любви»…

Иван почти вынес Катю из Центра. «Не могу… не могу больше», — говорила она в полубессознательном состоянии, едва переставляя ноги. Императрицу штормило.

На улице ей вроде бы полегчало. Катя прислонилась к голубой стене и стала смотреть на Неву, поблескивающую, как рыбья чешуя. Иван встал рядом. Харитон дежурил в нескольких шагах, готовый подать лошадей.

Жаркое июньское солнце слепило, не давало трезво мыслить.

— За что мне все это, а, Вань? — тоскливо спросила императрица, щурясь от солнца. — За что? Я ведь даже никогда не хотела быть государыней… Все, чего я всю жизнь хотела — чтобы мама вернулась. Теперь она вернулась, и стало только хуже.

Иван молчал. На этот раз у него не было под рукой подходящего оптимистичного ответа.

— Какого лешего она плетет все эти сказки про нашего главного врага? — В голосе государыни прорывалась злость. — Зачем все это? Кто вообще ее позвал в Центр? Что за подрывная психологическая атака на мой народ?

Она помолчала. Потом тихо сказала:

— И у меня еще один вопрос: почему вокруг нее всю жизнь вьются мужчины, а меня даже мой собственный муж не любит? А, Вань, ты не знаешь случайно?

Зеленые глаза, восхитительные, бездонные, были наполнены печалью и тревогой.

В этот момент в душе Ивана что-то надломилось. Все так же, молча, он взял Катю за руку и сперва несмело, потом более настойчиво притянул к себе.

Он понял, что она не сопротивлялась.

Ее волосы пахли ванилью, его любимыми ванильными вафлями. У Ивана закружилась голова.

Он поднял худенькое личико за подбородок, всмотрелся в бездонные глаза и прочитал в них «да».

Ивана накрыл девятый вал.

Архитектор Воронихин страстно целовал замужнюю государыню императрицу посреди Литейного проспекта, и она самозабвенно целовала его в ответ.

Шоу «Великая княжна. Live» получило неожиданное, умопомрачительное продолжение — в тот самый момент, когда его создатель Левинсон и бывшие участники боролись за жизнь в разных уголках перевернутого земного шара.

Глава 3. Сибирский Петербург

28 июня

Российская империя. Сибирь. Иркутск. Особняк Бланка

Барон Бланк

— Эй, кто там? Тишка, чтоб тебя! Куда пропал? Неси, батенька, «Крюг» двадцать восьмого года, да поживее! Случай особый, отметить надо.

Лакей со всех ног бросился исполнять поручение хозяина, а сам барон Бланк утомленно опустился в упругое атласное кресло у окна Золотого кабинета. После всех трудов он заслужил передышку. Тем более, что случай действительно был особый. Первая газета, напечатанная после Великого электрического краха! Барону и самому не верилось, что он держит в руках долгожданный «Факел». Факел, призванный вывести русский народ из тьмы страшных слухов, отчаяния — и ничем не обоснованной, нездоровой, пагубной, как вредная привычка, любви к Дому Романовых.

Разжечь пламя массового информирования граждан в условиях полного отсутствия электричества было непросто. За последние пару десятилетий новости прочно поселились в электронном мире. Они лились с экрана телевизора, барахтались в Интерсетке, распылялись с мониторов в вакуумных трамваях. Даже журнал светских сплетен «Желтенькая уточка» стал выходить в виртуальной версии, потому что онлайн-формат, в отличие от классического, позволял изданию не ограничивать себя в количестве вываливаемых на читателя сомнительных слухов, непроверенной информации и скабрезных фотографий. Печатные газеты давно уже потеряли свою популярность. А значит, и типографского оборудования в стране почти не осталось, разве что в музеях.

Новый премьер-министр великолепно понимал, что невозможно управлять государством, не имея налаженной системы доставки новостей в головы граждан. А иначе откуда люди будут знать, против кого им настраиваться сегодня? Глашатаи, в которых переквалифицировались корреспонденты телевидения, со своей работой справлялись из рук вон плохо. Перевирали сообщения правительства, додумывали то, чего и не было никогда, словом, несли полную отсебятину в зависимости от своих умственных способностей. Так, например, среди бывших политических журналистов была весьма популярна невесть откуда взявшая легенда о том, что электричество во всей стране отключилось из-за происков испанского шпиона, который проник в Зимний дворец и опустил там некий мифический центральный рубильник. Народ волновался. Нужно было срочно что-то с этим делать.

Первые дни после Великого электрического краха барон почти не спал. Пытался найти ответ на безнадежный вопрос: как воссоздать хотя бы одно нормальное средство массовой информации?

19-го мая с Николаевского вокзала по маршруту Санкт-Петербург-Иркутск отправился спецсостав: музейный паровоз Черепановых 1835-го года выпуска, работающий на дровах, и двенадцать вагонов, битком набитых членами правительства, народными избранниками и судьями. Представители трех ветвей власти мирно храпели на своих местах, а премьер-министр Бланк думал, как поднять из руин власть четвертую. Ночью процессу напряженного думанья изрядно мешало пыхтенье трудяги-локомотива, днем — ругань и звон топоров на лесных стоянках; барон заставил депутатов и министров собственноручно вырубать деревья на паровозное топливо. Глядя на пухлого, обливающегося потом министра просвещения Ширинского, пытавшегося подтащить поближе к поезду колючую сосну, Бланк внезапно понял, что делать с прессой.