Книга Ученик некроманта. Игры проклятых - Александр Гуров

– А чего хочешь ты? – не замечая изменений в голосе мальчика, продолжал наседать Трисмегист.

– Обучай меня магии, – твердо ответил Сандро.

Трисмегист не ожидал столь резкого поворота, но, добившись своего, он не собирался отступать:

– Начнем первый урок…

* * *

– Жизнь – это не легкое путешествие, это тяжелая дорога. Жизнь – это не удовольствие, это боль. Только пройдя долгий путь, пройдя испытание болью, ты сможешь по достоинству оценить жизнь, – вливался в сознание Сандро голос друида. – Только так ты сможешь абстрагироваться от зла, выделить в светлой магии правильные отзвуки, прочувствовать ее изнутри. Тебе надо старательно трудиться, чтобы достичь того, к чему стремишься. Ты каждый день должен испытывать себя новыми способностями, прививать своему телу новую магию.

Слушай голос внутри себя, он подскажет, как себя вести, укажет верный путь.

Учись, чувствуй магию, проникай в ее толщу, ходи по ней, словно по тонкому льду, и не бойся окунуться с головой.

Забудь на время то, чему учился, забудь о том, каким был раньше, нарисуй своему воображению новую картину – и светлая магия вдохнет в нее жизнь. Расти, и твое тело подчинится тебе, учись, и эти знания помогут тебе совладать со смертью.

Голос Трисмегиста убаюкивал, он казался теплой периной, которая обволакивает со всех сторон. Веки мальчика утяжелялись. Сандро окутывала магическая сонная дымка. Он старательно вникал, вслушивался в знакомый голос, концентрировался на нем, но с каждым мгновением это становилось все более сложным занятием. Голос друида звучал все дальше и дальше, слова сливались в монотонный беспрерывный звук, теряя всякий смысл. Сандро и сам не заметил, как попал в состояние транса, превращаясь в чистую страницу, на которую умелый писарь наносил нужные формы. Трисмегист говорил, не умолкая, обращал долгий урок в быстрое, идеальное знание. Месяц подобных занятий принесет пользу года, а год – десятка лет. Мальчик получит необходимое искусство, и останется разбавить теорию практикой, подкрепить опытом. Главное – чтобы мозг мальчика вынес столь грубое вмешательство, не исказился, не превратил одаренного ученика в глупца. Но у Трисмегиста не было времени для размышлений: пророчество, из-за которого он вернулся, начало сбываться, и чтобы оно сбылось так, как хочет он сам, надо поторопиться – промедление сродни гибели мира.

* * *

Проснувшись и не найдя в покоях сестры, Энин уже не удивилась. И даже больше – не помчалась ее искать, как сделала бы еще вчера. Сейчас ей было легко и спокойно, она не переживала за Анэт, совсем не волновалась за сестру. Этой ночью Энин изменилась, даже не догадываясь, что произошло это с помощью магии – темной магии, которой Трисмегист обучил Сандро. Магнетизм. Друиды не знали этой магии, но Трисмегист был не простым друидом, да и мог ли он сейчас назвать себя таковым? После того как был личем, после того как стал духом?

Но Энин не знала ни о Трисмегисте, ни о ритуале, который он проделал руками Сандро. Даже о ночном визите не знала – магия стерла эти воспоминания из ее памяти.

Девушка, расположившись в кресле у будуара, взяла дневник Анэт – единственную книгу, которая была под рукой – и принялась читать. Чтобы обучиться грамоте, ей надо много – очень много! – читать, и сегодня она решила полностью посвятить себя обучению.

Тревога проснулась ближе к вечеру, когда дневник был почти прочитан, а мучительные воспоминания сестры, изложенные на пожелтевших страницах, смогли-таки пробудить в безразличии Энин легкие волнение и беспокойство. Энин опомнилась, только когда дочитала сестринские записи. Она вскочила, словно ошпаренная кипятком. «Сестра в опасности!» – мелькнула в ее голове мысль и быстро угасла, не оставив и следа в сознании, словно смытая прибрежной волной. Но спустя мгновение на смену одной думе пришли другие: «Что со мной? Почему я забыла о сестре? Что с ней?». Мысли были вязкими, им приходилось с неимоверным трудом пробивать себе дорогу в сознании, словно некая преграда мешала думать об Анэт. Но стоило этой преграде рухнуть, и Энин уже сломя голову мчалась по коридорам замка, без подсказок зная, где искать свою сестру, чувствуя направление сердцем.

* * *

Тихо шептались деревья, им вторили расшумевшиеся травы и кустарники. И лишь серебряный ручей не боялся громогласно петь, окатывая Неметон своим звонким журчанием. Неметон. В отличие от всего увиденного ранее в Хельхейме, в зачарованной роще кипела жизнь. Тут жила каждая травинка, каждое дерево, каждый лепесток был наполнен жизнью. Возможно, именно поэтому Неметон притягивал к себе, словно магнит, возможно, именно поэтому сюда так рвалась Анэт.

Энин нашла сестру у валунов в западной части рощи. Анэт стояла, не шевелясь, и неотрывно смотрела на удивительного вида луну, скрывшуюся за размытыми белокурыми облаками. Энин и сама замерла, увидев столь благолепную картину. Девушка смотрела и думала, что зря переполошилась, зря волновалась, что вся тревога оказалась лишней, никому не нужной. Ей уже перехотелось подходить к сестре, перехотелось ей мешать.

Но, придя, Энин не решилась идти обратно одна. Она подошла к замершей Анэт и аккуратно, чтобы не испугать, дотронулась до ее руки. Анэт, будто пробудившись от глубокого сна, встрепенулась и грубо, мертвой хваткой холодной ладони вцепилась в запястье Энин. После чего резко обернулась и посмотрела на сестру. Энин вздрогнула. В глазах Анэт не было зрачков – они словно закатились, оставляя лишь бельма. Анэт заговорила холодным загробным голосом:

– Что ты видишь, сестра? – Энин опешила от этого голоса: он не принадлежал Анэт, это была не она, а ее двойник или магия, иллюзия. Энин не могла сказать ни слова – она потеряла дар речи, лишь увидев едва светящиеся сестринские бельма. – Что ты видишь вокруг? Цветущие сады? Прекрасные травы? Кристальный ручей? Что ты слышишь? Тихие и мягкие нашептывания деревьев? Звон бегущей воды? Ты думаешь, что попала в прекрасную страну? Очаровательную рощу? Обернись! Обернись, сестра, и ты увидишь истинный Неметон! Обернись! – гортанно приказывала Анэт – Анэт ли? – и Энин не смогла противиться этому приказу, обернулась.

То, что она увидела, поразило ее до глубины души. Вместо привычных могучих дубов стояли загнаивающиеся деревья, широкие и, казалось бы, крепкие, но наполовину издырявленные гниением. Их пышные стройные «дамы» – плакучие ивы – превратились в оголенные ветлы[3] с искривленными стволами. А ручей… Великолепный ручей превратился в черную жижу, которую и водой назвать было сложно. Это был не тот Неметон, который видела Энин. Это было наваждение. Но Анэт считала иначе – с точностью до наоборот.

– Некромант зачаровал тебя, сестра. Он навел на тебя морок, прекрасную иллюзию, скрывающую истинное, гнилое естество этого ужасного места. – Голос сестры стал привычным, из него исчезли те зловещие нотки, которые сперва напугали Энин. Девушка обернулась и, вновь посмотрев на сестру, удивилась: Анэт взволнованно, встревоженно смотрела на нее, и глаза сестры вновь стали прежними. – Ты озадачена, сестра? Ты и меня видела не такой, какая я есть. Все это – отголоски волшбы, волшбы, которую наложил на тебя некромант. Он пытался околдовать и меня. Для чародейства ему нужна кровь – наша с тобой кровь, сестра. Посмотри на мое запястье… – Анэт показала руку, на которой даже при лунном свете был заметен тонкий шрам: – На своем запястье ты увидишь такую же отметину.