Книга Поклонники Сильвии - Элизабет Гаскелл

– Бог мой, юноша, что стряслось? Ты изможден и измучен, как методистский священник после вечери любви[56], во время которой он проповедовал до посинения. Молока тебе хорошего надо попить, вот что я тебе скажу, а то в Монксхейвене всякую дрянь потребляют!

– Нет, тетя, я вполне здоров. Расстроен только из-за того, что говорят про Сильвию.

Белл мгновенно изменилась в лице:

– И что про нее говорят?

– О, – выдохнул Филипп, пораженный переменами в лице и поведении тети. Видя, как она встревожилась, он укротил свое волнение. – Да это все дядя: такую девушку, как она, нельзя водить по пивнушкам. Она была с ним во «Флагмане» в день поминовения усопших[57]. Народу там много толпилось, на ярмарку труда собрались, но такой, как наша Сильвия, негоже ронять свое достоинство, среди этого народа.

– Значит, он взял ее с собой в пивную? – в суровом раздумье промолвила Белл. – Я никогда не была высокого мнения о девицах, что продают себя на ярмарке. Негодные это люди, раз сами не могут найти себе работу – приходят и стоят, выставляя себя напоказ, украдкой перемигиваются с пахарями; и хозяйкам я бы не советовала подбирать себе прислугу из таких девиц. И ты говоришь, что моя Сильви опустилась до того, что стала танцевать и резвиться с ярмарочным народом во «Флагмане»?

– Нет, нет, она не танцевала, она почти туда и не заходила, но только собственная гордость и спасла ее от позора: дядя слова бы ей не сказал, если б она пошла танцевать, потому как он встретил там Хейли из Сиберна и еще двоих, и они выпивали у стойки, а миссис Лосон, хозяйка, она знала, что народ валом повалит к ней танцевать, лишь бы глазком взглянуть на Сильви и поболтать с ней! Посему она заманила ее в пивную, сказав, что зал нарядно убран флагами; и мои знакомые, что там были, сказали, что они просто обалдели, когда заметили личико нашей Сильви среди раскрасневшихся пьяных обветренных рож служанок и работяг; а Джем Макбин, он сказал, что она была как яблоневый цвет среди пионов; и какой-то парень – он его не знает – подошел и заговорил с ней; и то ли от его дерзости, то ли чьи-то слова задели ее за живое, потому как народ к тому времени был уже хорошо навеселе, она побелела и до того разозлилась, что прямо жгла его взглядом, а потом покраснела и ушла, как хозяйка ни старалась шутками-прибаутками удержать ее.

– Сейчас же отправлюсь в Монксхейвен и задам жару этой Маргарет Лосон, чтоб впредь неповадно было.

Белл взялась за свой плащ с капюшоном, словно и впрямь собиралась его надеть.

– Нет, для трактирщицы это не аргумент, – остановил ее племянник. – Должна же она как-то завлекать посетителей.

– Не за счет моей девочки, – решительно заявила Белл.

Рассказ Филиппа потряс ее куда глубже, чем он ожидал. Его самого больше возмущали сплетни о том, что Сильвия принимала участие в бесчинных разгульных увеселениях – в ежегодном празднике для низших классов йоркширской прислуги, который устраивали как под открытым небом, так и в помещениях, – а не факт ее появления в пивной, ибо от своего осведомителя он знал, что она пробыла там считаные мгновения. Глядя на встревоженное лицо тети, Филипп почти сожалел, что сообщил ей дурную весть. В конце концов, протяжно вздохнув, она поворошила угли в очаге, словно собиралась с мыслями, заняв себя этой мелкой работой по дому.

– Жаль, что девушки – не парни и не замужние женщины, – посетовала Белл. – Увы, но Бог не дал мне сына. Будь у нее брат, он приглядел бы за ней. Моему хозяину некогда думать о дочери, у него столько забот – овес, шерсть, молодой жеребчик, «Везучая Мэри».

Наученная верить, что мужчины наделены высшим интеллектом, она искренне полагала, что ее муж решает в уме вселенские проблемы. Белл строго осудила бы себя, если б даже в мыслях, посмела возложить на него вину, и Филипп из уважения к ее чувствам не решился заметить, что отец Сильвии обязан лучше следить за дочерью, раз уж он постоянно берет себе в спутницы столь прелестное создание.

И все же подобные речи готовы были сорваться с его языка, но тетя его опередила:

– Я надеялась, что, может быть, вы с ней приглянетесь друг другу, но ты ей не пара – слишком старомоден для нее. Но это и к лучшему, потому как теперь могу тебе сказать, что я была бы очень признательна, если б ты немного присматривал за ней.

Филипп помрачнел. Ему пришлось обуздать свои чувства, прежде чем он осторожно ответил:

– Как я могу присматривать за ней, если привязан к магазину, и с каждым днем все крепче и крепче?

– Я могла бы посылать ее с поручениями к Фостеру, ну а ты, пока она в городе, глаз с нее не спускай, немного пройдись с ней по улице, отваживая от нее других парней, особенно мясника Неда Симпсона, а то люди говорят, девушкам от него одна беда, а я попрошу отца, чтобы он чаще оставлял ее со мной. Вон они идут с гребня, и Нед Симпсон с ними. Ты уж, Филипп, будь как брат моей девочке, отгоняй от нее все непотребное.

Дверь отворилась, и послышался хриплый громкий голос Симпсона. Парень он был дюжий и довольно хорош собой – и телосложением, и чертами, – только вот цвет лица выдавал в нем склонность к пьянству. Свою воскресную шляпу он держал в руке, приглаживая на ней длинный ворс.

– Мое почтение, миссус, – поздоровался мясник застенчиво-фамильярным тоном. – Ваш господин хотел, чтоб я зашел и пропустил стаканчик. Надеюсь, вы не против?

Сильвия быстро прошла через кухню-столовую и поднялась наверх, не сказав ни слова ни кузену, ни кому другому. Филипп сидел, ненавидя гостя и почти ненавидя гостеприимного дядю за то, что он привел в дом Симпсона. И симпатизировал тете, разделяя ее настроение, побуждавшее Белл отвечать отрывисто и односложно. А в промежутках между своими переживаниями недоумевал, на каком основании она заявила, что больше не строит планов относительно его женитьбы на Сильвии, и в чем выражается его «старомодность».

Робсон охотно уговорил бы Филиппа выпить вместе с ним и Симпсоном, но тот пребывал в необщительном расположении духа и сидел особняком, не сводя глаз с лестницы, по которой рано или поздно должна была сойти Сильвия, – возможно, прежде уже упоминалось, что лестница на верхний этаж вела прямо из кухни. В конце концов его томительное бдение было вознаграждено. Сначала грациозно показался маленький заостренный носок, затем – изящная лодыжка в облегающем синем чулке из шерсти, спряденной и вывязанной старательными руками матери, потом – пышная коричневая юбка из тонкой шерсти; рука, приподнимающая пристойно присборенный подол, чтобы не мешал спускаться по лестнице; тонкая шея и хрупкие плечи, укрытые сложенным вдвое чистым платком из белого муслина; венчающая красота тронутого сияющим румянцем нежного невинного личика в обрамлении светло-каштановых локонов. Сильвия подскочила к Филиппу. И как же по ее приближении заколотилось его сердце! А потом еще быстрее, когда она обратилась к нему шепотом, с глазу на глаз: